– Я ее почти не помню. – Мэдди ждала, что он скажет что-нибудь насчет того, что лишился родителей еще в детстве. Но он промолчал, и она, выпрямившись, подала ему бутылку «Короны». – Извините. Жаль, что не могу предложить вам «Бушмиллс 21».
Майк взял у нее бутылку и открутил крышечку.
– Зато предложили свое общество.
Он налил виски на три пальца выше уровня льда.
– Но вы же меня совсем не знаете…
Он поставил бутылку на стойку и поднес стакан к губам.
– Это мне в вас и нравится. – Сделал глоток и добавил: – Я не сидел с вами рядом во втором классе. Ваша сестра не дружит с моей сестрой, а ваша мать и моя не были лучшими подружками.
«Зато она очень даже дружила с твоим отцом», – мысленно ответила Мэдди. Вслух же сказала:
– Таня тоже не из здешних мест.
– Верно. Но она слишком целеустремленная. Не может просто расслабиться и хорошо провести время. – Опустив стакан, он заглянул в гостиную. – Вы знаете, что это один из самых старых домов на озере?
– Мне сказали, что его построили в сороковых.
Он немного наклонился, чтобы видеть ту часть холла, что вела к ванной и спальням.
– Сейчас тут все совсем по-другому по сравнению с тем, что я видел, когда был тут в последний раз.
– Мне сказали, что кухня и ванная были перестроены в прошлом году. – Мэдди сделала глоток. – А когда вы были здесь в последний раз?
– О, не помню. – Выпрямившись, Майк взглянул прямо ей в лицо. – Наверное, мне тогда было лет пятнадцать. Выходит, почти двадцать лет назад.
– У вас был друг, который тут жил?
– Можно и так сказать. Хотя не знаю, назвал бы я Брэнди Грин другом. – Усмехнувшись уголком рта, он добавил: – Ее родители тогда участвовали в родео в Пендлтоне, штат Орегон.
– А вы устраивали тут свое собственное родео?
Усмешка превратилась в лукавую улыбку.
– Можно сказать и так.
Мэдди нахмурилась:
– В какой комнате жила Брэнди? – Может быть, он нацарапал свое имя на одной из потолочных балок?
– Не могу сказать. – Он встряхнул лед в стакане и поднес стакан к губам. – Почти все время мы проводили в спальне ее родителей. Их кровать была гораздо шире.
– О господи! Вы занимались сексом в моей спальне! – Она прижала руку к груди. – Даже у меня ни разу не было секса в этой спальне. – Едва выпалив это, Мэдди пожалела, что пол у нее под ногами не разверзся. Нечасто случалось, чтобы она ставила себя в такое дурацкое положение, и ей становилось ужасно стыдно, когда такое все-таки происходило.
А Майк вдруг склонил голову к плечу и рассмеялся.
– Ничего смешного, – пробурчала Мэдди.
– Ошибаетесь, очень даже смешно. – Отсмеявшись, он добавил: – Дорогая, мы могли бы поправить дело прямо сейчас.
Улови она в его голосе вкрадчивые или угрожающие нотки – вышвырнула бы из своего дома. Но у него это прозвучало так просто и естественно, что Мэдди невольно улыбнулась.
– Нет, спасибо.
– Вы уверены? – Майк снова сделал глоток, затем вернул стакан на стойку.
– Да, уверена.
– А ведь я стал в этом деле гораздо лучше, чем тогда, когда был тут. – Он одарил Мэдди неотразимой улыбкой. – Видите ли, у меня после этого была обширная практика.
А у нее в последнее время практики не было совсем. И этот факт напомнил о себе стеснением в груди и тягучим ощущением в области живота. Но Майк – последний мужчина на земле, ради которого она могла бы отпустить вожжи. Умом она это понимала, но телу, кажется, было все равно.
Он взял ее за руку и провел большим пальцем по тыльной стороне ладони.
– Знаешь, что мне больше всего в тебе нравится?
– Моя «Корона»?
Он молча покачал головой.
– Что я не хочу белого свадебного платья, забор из штакетника и отца своим детям?
– Кроме всего перечисленного, – он привлек ее к себе, – от тебя еще очень хорошо пахнет.
Поставив свой стакан, Мэдди вспомнила про крем для тела, которым пользовалась утром. А Майк поднес ее запястье к носу и пробормотал:
– Кажется, вишня…
– Миндаль.
– Вчера был шоколад, а сегодня миндаль. Интересно, какой запах будет завтра? – И он положил ее руку себе на плечо.
– Персик, возможно.
Он убрал волосы с ее шеи и, приблизив к ней губы, пробормотал:
– Персики мне нравятся не меньше, чем шоколад и миндаль. Ты пробуждаешь во мне зверский голод.
