Но он так и не рассказал мне о бабушке! Он не сказал ничего, что помогло бы решить, как поступить сегодня вечером, или разобраться в том, что я чувствую.
— Папа... — застенчиво сказала я.
— Да, — откликнулся он, даже не посмотрев на меня.
— Я думала об опере и о том, как Линян томилась от любви, — смущенно выпалила я. — Неужели такое могло произойти по-настоящему?
— Разумеется. Разве ты не слышала о Сяоцин?
Конечно, слышала. Она была самой известной девушкой, которая умерла от любви.
— Она умерла очень молодой, — быстро ответила я. — Это произошло потому, что она была так прекрасна?
— Во многом она была похожа на тебя, — заметил папа. — Она была грациозна и от рождения обладала хорошим вкусом. Родители Сяоцин были дворянами, но они лишились своего богатства. Ее мать стала учить других благородных девушек, так что Сяоцин получила хорошее образование. Возможно, даже слишком хорошее.
— Разве можно быть слишком образованным? — спросила я, подумав, как просиял мой отец, когда несколько минут назад я выказала интерес к его книгам.
— В детстве Сяоцин отправилась к одной монашке, — продолжил папа. — За один присест Сяоцин выучила наизусть «Сутру Сердца», причем не пропустила ни одного иероглифа. Но когда она делала это, монашка увидела, что Сяоцин ожидает печальная судьба. Она сказала, что если она прекратит читать, то доживет до тридцати лет. Если же нет...
— Но как она могла умереть от любовной тоски?
Когда ей исполнилось шестнадцать, один человек из Ханчжоу сделал ее своей наложницей и поселил ее недалеко отсюда, — папа взмахнул в сторону окна, — на острове Уединения, чтобы его ревнивая жена не достала ее. Сяоцин часто оставалась одна и чувствовала себя одинокой. Но она нашла утешение, читая «Пионовую Беседку». Она постоянно перечитывала эту оперу, так же как ты. Но она стала одержима ей. Ее охватила любовная тоска, и она заболела. Во время болезни она писала стихи, в которых сравнивала себя с Линян. — Его голос смягчился, а на щеках выступил румянец. Она умерла, когда ей было всего семнадцать лет.
Я и мои сестры иногда говорили о Сяоцин. Мы предлагали друг другу разные объяснения того, что, по нашему мнению, значила фраза «быть рожденной, чтобы доставлять наслаждение мужчинам». Слова папы свидетельствовали о том, что хрупкость и рассеяние Сяоцин волновали и пленяли его. Он не был единственным, кого тронула трагическая история ее жизни и смерти. Многие мужчины посвящали Сяоцин стихи. О ней было написано не менее двадцати пьес. Я поняла, что Сяоцин и ее смерть таили для мужчин глубокое очарование. Может, мой незнакомец чувствовал то же самое?
— Я часто представляю, как Сяоцин проводила дни, предшествовавшие ее смерти, — задумчиво продолжил папа. — В день она выпивала всего одну маленькую чашечку персикового сока. Ты можешь себе такое представить?
Мне стало не по себе. Он был моим отцом, и мне не хотелось думать, что он способен чувствовать и ощущать нечто подобное тому, что происходило со мной вчера вечером, ведь я всегда говорила себе, что они с матерью далеки друг от друга и наложницы не доставляют ему никакой радости.
— Она тоже захотела оставить свой портрет, как Линян, — продолжил отец, не замечая моего смущения. — Художник три раза приходил к ней, чтобы нарисовать его. Сяоцин слабела с каждым днем, но она помнила о том, что ее долг заключается в том, чтобы быть красивой. Утром она причесывала волосы и одевалась в самые лучшие платья. Она умерла сидя и выглядела такой прекрасной, что все, кто видел ее, думали, что она еще жива. А затем злобная жена ее владельца сожгла все стихотворения и вещи Линян, все, кроме одного портрета.
Папа выглянул из окна на остров Уединения. Его глаза увлажнились и наполнились... жалостью? желанием? тоской?
Повисла тяжелая пауза. Наконец я сказала:
— Но не все было утеряно, папа. Перед смертью Сяоцин завернула несколько ювелирных украшений в старую бумагу и отдала их дочери своей служанки. Когда девушка открыла сверток, она увидела, что на листах бумаги записано одиннадцать стихотворений.
— Не могла бы ты процитировать мне одно из них, Пион?
