— Ты винишь себя в том, что Цзе начала голодать. Но эта уловка стара как мир. Невозможно придумать для мужа более жестокого наказания, чем заставить его смотреть на то, как жена умирает. — Она обхватила мое лицо ладонями и заглянула в глаза. - Ты - моя дочь, и не важно, что ты натворила.
Но мама не все знала...
— Кроме того, разве у тебя был выбор? Мать и отец покинули тебя. Я виновата перед тобой. Я хотела, чтобы ты совершенствовалась в вышивке, рисовании, игре на цитре. Я хотела, чтобы ты все время молчала, улыбалась и училась послушанию. Но посмотри, что из этого вышло. Ты все равно покинула усадьбу. Ты обрела свободу, — она указала на мое сердце, — там, где живет разум.
Я видела, что она говорит правду. Мама позаботилась о моем образовании, подготовила меня к роли жены, но она была виновата в том, что на пороге замужества я сделала все, чтобы избежать обычной участи молодой женщины.
— У тебя большое доброе сердце, — продолжила мама. — Тебе нечего стыдиться. Вспомни о своих желаниях, знаниях, о том, что лежит у тебя на душе. Мэн-цзы говорил: «Если у тебя нет жалости, ты не человек; если у тебя нет стыда, ты не человек; если у тебя нет уважения, ты не человек; если ты не знаешь, что такое хорошо, а что такое плохо, ты не человек».
— Но я не человек. Я голодный дух.
Ну вот. Я призналась ей в этом, но она не спросила, почему так случилось. Наверное, мама не могла так быстро осознать сказанное, потому что она просто спросила:
— Но ты же испытывала все это, не так ли? Ты чувствовала жалость, стыд, раскаяние и печаль из-за того, что случилось с Тан Цзе, правильно?
Конечно, чувствовала. В наказание за то, что произошло, я обрекла себя на изгнание.
— Как можно понять, человек ты или нет? — спросила мама. — Неужели все дело в том, отбрасываешь ли ты тень и оставляешь ли следы на земле? Тан Сяньцзу ответил на этот вопрос в твоей любимой опере. Он написал, что все живые существа испытывают радость, гнев, горе, страх, любовь, ненависть и желание. Итак, «Книга ритуалов», «Пионовая беседка» и я говорим тебе, что человеком нас делают семь чувств. А ты прекрасно знаешь, что это такое.
— Но как я могу исправить допущенные ошибки?
— Я не верю, что ты кому-то навредила. Но если это так, то тебе следует использовать способности, которые ты получила, став призраком, и направить их во благо. Ты должна найти другую девушку и сделать ее счастливой.
Воспоминание, словно вспышка, озарило меня. Но мне была нужна мамина помощь.
— Ты пойдешь со мной? — спросила я. — Но это очень далеко...
Она ясно улыбнулась, и солнечные лучи осветили поверхность озера.
— С удовольствием. Ведь я должна бродить по земле.
Она поднялась и в последний раз оглядела беседку Любования Луной. Я помогла ей перелезть через балюстраду и спуститься на берег. Мама засунула руки в складки платья, достала замки в форме рыбы и один за другим побросала их в озеро. Они с тихим всплеском касались воды, посылая в вечность почти неразличимую рябь.
Мы пошли вперед. Мама следовала за мной по городу. Ее призрачные юбки волочились за ней. Утром мы добрались до деревни. Перед нами, словно искусно сотканная парча, расстилались поля. В кронах тутовых деревьев шумела густая листва. Большеногие женщины в соломенных шляпах и выцветших синих одеждах ка
рабкались по их ветвям, чтобы срезать листья. Внизу стояли другие женщины — коричневые от солнца, закаленные тяжелой работой, — они обрабатывали мотыгами землю у корней и уносили корзины с листьями.
Мама перестала бояться. Ее лицо светилось от счастья и умиротворения. В прошлом она не раз приезжала сюда вместе с моим отцом и сейчас с удовольствием разглядывала наши семейные владения. Мы делились сокровенными мыслями, сопереживали друг другу и говорили о любви, как подобает матери и дочери.
Я так долго мечтала о том, что найду себе подругу. При жизни мне не удалось подружиться ни с одной из обитательниц женских покоев, потому что я не нравилась моим сестрам. Мне не удалось подружиться на Наблюдательной террасе с девушками, умершими от любви, потому что их истории отличались от моей. Мне не удалось подружиться с членами общества Бананового Сада, потому что поэтессы не подозревали о моем существовании. Но у меня были мать и бабушка. Несмотря на наши падения и ужасные несчастья, мы были связаны друг с другом: моя бабушка, какой бы злорадной и язвительной она ни была, мама, несмотря на то что ее сломили, и я — жалкий голодный дух. Когда мы с мамой шли в темноте по деревне, я поняла, что больше мне не нужно бояться одиночества.
