Я миновал Кедар-гхат с его полосатым бело-розовым храмом. Белые полосы на поверку оказались светло-голубыми. Предложения лодок не прекращались ни на мгновение.
Впереди что-то происходило: толпа народа, какая-то суета. Это была съемочная площадка, которую я видел с воды, — огромные экраны, осветительные приборы, камера на рельсах. В царившей там неразберихе было совершенно непонятно, где тут съемочная группа, где массовка, а где просто зеваки. Рядом с этим столпотворением, но совершенно вне его, сидел перед маленькой оранжевой часовней святой старец. У него были седые волосы и борода, выглядевшая так, словно ее сделали из шкуры какого-то длинношерстного животного, мифического по происхождению, находящегося на грани вымирания и страдающего недержанием. На куске синего брезента сидело, скрестив ноги, с дюжину слушателей, внимая учителю, перед которым лежала некая — очевидно, святая — книга размером со слегка устарелый дорожный атлас какой-нибудь крупной страны. Говоря «слегка устарелый», я имею в виду времена, когда машин еще не было. Да и дорог, в общем, тоже. Тем временем режиссер проинструктировал о чем-то актеров, съемочную группу и массовку. На площадке появились новые экраны и осветительные приборы. Один из актеров играл роль святого. Он выглядел более здоровой и прилично одетой версией сидевшего чуть поодаль старца. Волосы и борода актера были явно накладные: они выглядели как человеческие, но в то же время не его. Краснозадые обезьяны скакали и вопили в кронах деревьев за часовенкой, периодически спрыгивая на ее оранжевую крышу. Одна даже слезла вниз и попыталась отобрать у гуру святой дорожный атлас. Действовала она быстро, но оказалась недостаточно сильна. Атлас выпал у нее из лап, и учитель преспокойно продолжил свои наставления. По ходу дела он сунул руку в полиэтиленовый пакет, достал оттуда нечто похожее на кусок старого помета, хотя на самом деле это был сильно перезрелый банан, и не глядя швырнул в сторону обезьяны. Последняя немедленно схватила подачку и снова вскарабкалась на крышу святилища. Режиссер крикнул: «Начали!» — а обезьяна уселась и стала поедать банан над головой у гуру. Снимали сцену, в которой герой стоит на переднем плане, а молодая женщина в зеленом сари пытается проскользнуть незамеченной у него за спиной. Киношный святой в ней был не занят и просто слонялся поблизости. «Снято!» — объявил режиссер. Пресытившаяся бананом обезьяна повисла вниз головой и схватила одну из ноготковых гирлянд, висевших за спиной у настоящего гуру. Возможно, эти двое работали на пару, и смысл происходящего заключался отнюдь не в уроке дорожного ориентирования, а в наглядной иллюстрации процесса эволюции. Все мы поначалу предавались кражам, качаясь на деревьях и норовя стащить все, на что только можно наложить лапу, — книгу, гирлянду, банан. Но со временем мы научились сидеть со скрещенными ногами, и говорить, и слушать, так что потребность красть и подворовывать постепенно сошла на нет. По большому счету, то, что некоторые из нас пошли еще дальше и стали снимать фильмы или слагать стихи, уже ничего не меняло. Обезьяна сидела на оранжевом куполе, склонив голову набок, словно осознавая порочность своего поведения. Казалось, она внимательно слушает… хотя, возможно, она просто глумилась или прикидывала, как раздобыть очередной банан. Режиссер снова скомандовал: «Начали!» — и ту же сцену отсняли по новой. Герой бесстрастно смотрел прямо в камеру. За его спиной мелькнула девушка в зеленом сари. Обезьяне все это надоело, и она ускакала прочь. Святой старец продолжал бормотать свои наставления.
Я отправился обратно в отель на авторикше. Проехав пару сотен ярдов, водитель остановился, чтобы забрать у приятеля груду крошечных лиловых баклажанов. Почти в ту же секунду что-то стукнуло нам по багажнику. Я не обратил на это особого внимания — просто небольшое столкновение. Возможно, в нас въехал сзади другой автомобиль или тук-тук. Но это оказался полицейский, стучавший по крыше нашего тук-тука своим жезлом: увесистым местным эквивалентом дорожного знака «остановка запрещена». Мы снова рванули вперед. Это мало походило на обычную поездку. В «амбассадоре» мы ехали как в бронированном танке. Сейчас же происходящее больше походило на футбол, притом что в роли мячика выступали мы. Впрочем, это был даже не футбол, а что-то вроде видеоигры. Я оказался слишком высок для тук-тука. Сложившись вдвое, чтобы втиснуться на сиденье, я почти ничего не видел, пока что-то не оказывалось в нескольких футах или дюймах от тук-тука, грозя разнести нас на кусочки. Вдобавок ко всему остальному — конкурирующему движению, встречному движению, шуму, грохоту и выхлопным газам — мы, видимо, еще и участвовали в гонке с препятствиями. Мы без конца подскакивали на чем-то вроде лежачих полицейских или проваливались в какие-то канавы. Любая подвеска здесь бы сразу приказала долго жить, но, поскольку все подвески здесь уже давно свое отжили, это никого не волновало. Тут вообще никого ничто не волновало, так что мы просто лихо перекатывались через все подряд. Разве что кроме люка, который по местному обыкновению был не закрыт. Мы обогнули его в самый последний момент, хотя неизвестный доброжелатель честно предупредил нас об опасности, положив на его край полкирпича. Машины, автобусы и тук-туки влетали в поле зрения и с ревом проносились мимо. Гениальные бизнес-идеи — не мой конек, но тут мне пришло в голову, что этот заезд можно было бы переложить на компьютерную игру под названием «Varanasi Death Trip»
