Десятилетие, последовавшее за Версальским миром (3 сентября 1783 года) и разделявшее две великие войны, кажется как будто временем застоя. Правда, первоначальные события и насилия, ознаменовавшие политическую революцию, совершились ранее, и война Франции с Австрией и Пруссией началась еще в 1792 году, но 1793 год выделяется особо. Отмеченный казнью короля и королевы, он знаменит началом царства террора и открытием враждебных действий против великой морской державы, упорное стремление которой к цели и мощь и богатство должны были оказать решительное влияние на результат войны… Не уставая поддерживать своим золотом, беднейшие державы континента против общего врага, Великобритания не остановилась и перед тем, чтобы упорно нести на своих плечах все бремя войны после того, как ее союзники один за другим отложились от нее… И год, когда она – со своим флотом, торговлей и деньгами – выступила против Французской республики – с ее победоносными армиями, разрушенным флотом и разоренным казначейством, – следует принять за начало великой борьбы, окончившейся при Ватерлоо.
Для гражданина Соединенных Штатов война, результаты которой были закреплены Версальским трактатом, представляет великое историческое событие, превосходящее по своему значению и интересу все другие. Оглядываясь на нее, американец испытывает грусть при воспоминании о страданиях многих своих сограждан и воодушевляется гордостью при воспоминании о благородной настойчивости тех немногих, имена которых навсегда неразрывно связаны с «родовыми муками» его страны. Эти чувства вправе разделить с американцем житель Западной Европы, хотя на его и не могла произвести столь же живое впечатление борьба, которая, происходя так далеко от его родины, и вызвала к жизни новую нацию. Таков в самом деле был великий результат американской войны за независимость; но в ходе ее и Европа, и Индия, и Океан были театрами военных подвигов, гораздо более блестящих и иногда совершавшихся гораздо ближе к берегам Европы, чем те, которыми сопровождалась невидная борьба в самой Америке. Так, ничто не превосходило по драматическому эффекту трехлетней осады Гибралтара, богатой колеблющимися надеждами и опасениями, восторженным ожиданием и горьким разочарованием. Англия увидела в Канале флот в шестьдесят шесть французских и испанских кораблей, превосходивший любой из флотов, когда-либо угрожавших ей после дней Великой Армады, и ее флот впервые должен был бежать под защиту своих портов.
Родней и Сюффрень руководили морскими кампаниями, давали морские сражения и одерживали победы, которые и теперь еще выделяются в истории войны на море. Рассматриваемая война была примечательна развитием морской силы обеих враждебных сторон. Никогда со дней де Рюйтера и Турвиля не было такого равновесия в силе на морях. Никогда со времени Версальского мира до наших дней противники не приближались к такому равенству в морской войне.
Из этой борьбы все три морские державы вышли сильно истощенными. Истощилась в ней и Америка; но она, несмотря на еще многие предстоявшие ей затруднения, была сильна своею молодостью. Вчерашние колонисты были вполне способны восстановить свое богатство, богатство своей страны и воспользоваться безграничными ресурсами, которыми Провидение наделило их. Совсем в ином положении были Франция и Испания. Великобритания была удручена тяжелым чувством своего поражения, скрывшим на момент от ее глаз перспективу славы и богатства, которые ей предстояло еще завоевать. Стремление к колониальным приобретениям было тогда еще в самом разгаре среди европейских держав, а Англия потеряла свою величайшую и значительнейшую колонию. Не только король и лорды, но и народ горячо желали удержать Америку. Люди всех классов общества предсказывали близкое падение монархии, если будет допущен разрыв с таким владением. Теперь последнее было утрачено ею после жестокой борьбы, в которой ее исконные враги одолели ее на арене битвы, всегда называвшейся ею своей, – на море. Морская сила Англии не была на высоте возложенной на нее задачи, и потому Америка отпала от нее. Менее решительная нация могла бы впасть в отчаяние.
