— Обязательно, — со всей твердостью пообещал Джеймс. — Будем тебя ждать.
Он следил из окна, как она села в свой обшарпанный «гольф» и круто развернулась.
— Поезжай осторожнее, — почти неслышно проговорил Джеймс. Он знал все ее недостатки и все-таки любил. И она знала все его недостатки и любила его.
Это было просто чудо.
* * *
Роб сбежал из больницы. Вернее, просто взял да ушел. Он терпеть не мог «казенные дома» — любые. Со всеми их запахами, звуками и ассоциациями. Его мать умерла, когда ему было десять лет; тогда же исчез отец, и ему пришлось провести немало времени в разных государственных заведениях. Так что он сделал девизом своей взрослой жизни — никогда больше в них не попадать. Но, похоже, над ним снова нависла такая угроза. Он торопливо шагал по мокрым утренним улицам, не обращая внимания на косые взгляды прохожих.
В комнате все было так, как он оставил двадцать четыре часа назад, перед тем как встретиться с Дэнни в гимнастическом зале. В углу — брошенный прямо на пол двойной матрас, на нем — стеганое одеяло и мятое цветастое покрывало из хлопка. Стол и полки собственного производства занимали всю противоположную стену; на полу между импровизированной кроватью и письменным столом валялась одежда, книги в мягкой обложке и кассеты.
Какое-то время Роб смотрел на все это, а потом криво усмехнулся и принялся ногой «наводить порядок». Всего за сутки в его жизни произошли такие страшные события, а все эти вещи остались преспокойно лежать на своих местах.
Он подошел к окну и прижался лицом к грязному стеклу. Вид из окна — кусок сада с вечнозелеными деревьями, с которых капала вода, и несколько домов с тыльной стороны — тоже, словно издеваясь над ним, остался неизменным. Роб зажмурился, а когда открыл глаза, ничего не изменилось. Он доплелся до постели и долго сидел, спрятав лицо в ладонях, словно ожидая новой напасти.
* * *
Джесс сидела в узкой продолговатой комнате для посетителей отделения интенсивной терапии. Здесь стояли в ряд потрепанные кресла с выцветшей обивкой, поднос с чайником и чашками, платный телефон-автомат, а на полке в углу — карликовое каучуковое дерево. Дежурная медсестра показала ей маленькую спальню для родственников и объяснила, что она может позавтракать в буфете. Но Джесс не могла даже думать о сне или еде. Она сидела, уставив незрячие глаза на покоробленные плакаты, висевшие на стене. Над Дэнни проделывали какую-то процедуру, при которой ей запретили присутствовать.
Она услышала в коридоре громкий голос сестры, а через несколько секунд появилась и сама Лиззи. Джесс вскочила на ноги. Не говоря ни слова, женщины сжали Друг друга в объятиях.
Лиззи была в джинсах и свободной куртке. Волосы растрепаны; выразительное, несмотря на отсутствие косметики, лицо актрисы выдавало крайнюю тревогу. Джесс отметила: от Лиззи больше не пахнет табаком. Бросила курить во время беременности. Джесс курила редко, но сейчас ее с одержимостью наркомана потянуло к куреву.
— Какое счастье, что ты приехала!
— Как он? Что с ним делают? Почему нас к нему не пускают?
В этой обстановке голос Лиззи со всем богатством оттенков казался не совсем уместным.
— Сама толком не знаю. Когда закончат, нас позовут. У тебя нет закурить?
— Нет. Хочешь, попробую достать?
Джесс покачала головой.
— Нет. Останься со мной.
Через несколько минут медсестра сказала, что им можно войти в палату. Джесс схватила Лиззи за руку и потащила в отделение.
Подойдя к кровати, на которой лежал Дэнни, Лиззи ахнула и замерла, впившись взглядом в переплетение бинтов и трубок.
— Господи, Джесс! Да на нем живого места нет!
Чтобы успокоить Лиззи и успокоиться самой, Джесс твердо произнесла:
— Нет. Просто у них такие методы. Мы не разбираемся, и поэтому все кажется хуже, чем на самом деле. Я же тебе говорила — он пошевелил пальцами.
Лиззи на цыпочках подошла ближе и накрыла руку Дэнни своей. Он ничего не почувствовал. Женщины сели на стулья. Зайдя с другой стороны кровати, медсестра отстегнула пластиковый мешок с черной от крови мочой и заменила пустым. Она сочувствовала Джесс и Лиззи, но рядом с больным чувствовала свое превосходство. Даже перед его матерью.
