Однако, как и в Мексике, феерия побед повстанцев не была воплощена в значимые политические результаты.
А возможна ли вообще национально ориентированная властная трансформация в условиях политической гегемонии США в мире? Действительно, американский (англо-саксонский) проект мироустройства противоречит в своей сущности идеалам национального возрождения России. Онтологические основания этих противоречий получили раскрытие в работе «Новые технологии борьбы с российской государственностью» [72] . Однако шанс осуществления национально ориентированной властной трансформации в условиях американского гегемонизма, тем не менее, существует. Об этом свидетельствует опыт революций, организованных в странах, традиционно считавшихся американскими вотчинами.
Как это удавалось?
Лучшим способом предотвращения американского вмешательства являлось создание имиджа идейно-психологической одержимости, пусть даже граничащей с имитацией коллективной экзальтации. Способны ли американцы вступать в борьбу с теми, кто демонстрирует свою готовность умереть? Как показывает практика, далеко не всегда. Режимы, с легкостью идущие на компромисс, проявляющие нерешительность в проведении антиамериканской политики, показывают свою слабость. Они при попытке проведения самодостаточного, национально ориентированного курса оказываются обречены на внешнее вмешательство. Зато на прямое вмешательство в дела государств, проявляющих наступательный радикализм и бескомпромиссность, США идут достаточно неохотно. Куба, Иран, КНДР, Венесуэла, Никарагуа – все эти государства избрали антиамериканизм своим идеологическим знаменем. Однако идти в лобовую атаку против них США не решаются. «Вьетнамский синдром» по сей день не изжит в американском обществе и политическом истэблишменте. Двенадцать лет потребовалось США для принятия решения о военном вторжении на территорию Ирака. Сдерживающим фактором являлось преувеличенное представление о мощи иракских вооруженных сил и главное – об их морально-патриотическом духе. Только когда путем длительного мониторинга выяснилось, что готовность иракцев жертвовать собой во имя Саддама Хусейна это не более чем раскрученный хусейновской пропагандой миф, операции «Буря в пустыне» был дан ход.
Классическим примером успешной властно-управленческой трансформации, связанной с отстранением от власти проамериканской компрадорской элиты, стала Исламская революция в Иране. В отличие от большинства революций и переворотов эпохи холодной войны она была осуществлена без опоры на поддержку одной из двух сверхдержав – США и СССР. Более того, по отношению к ним обеим изначально демонстрировалось подчеркнуто враждебное отношение. Идеологом Исламской революции Аятоллой Хомейни был выдвинут концепт о «двух шайтанах» (демонах). Под «главным шайтаном» понимались США, под вторым – Советский Союз [73] .
С самого начала оппозиция в Иране избрала тактику устрашения противника посредством демонстрации своей готовности к самопожертвованию. Цепную реакцию антишахских волнений вызвал расстрел студенческой демонстрации в традиционно религиозном центре Хуме, организованной в январе 1978 г. против клеветнической статьи о Р. Хомейни в официальной государственной газете. Далее, по истечении установленного шиитской традицией 40-дневного траура, проводились новые демонстрации. Они снова подвергались расстрелу. Следовал очередной траурный период, и все повторялось вновь.
Этими акциями оппозиция добилась моральной победы над противниками. Главным аргументом властей в образовавшемся противостоянии являлась угроза расстрела. Но она оказывалась недейственной. Сторонники построения в Иране исламского государства сами шли под пули. Во властных структурах, не готовых вести борьбу в категориях жизни и смерти, возникло замешательство. Властная элита распалась, войска отказывались стрелять в народ. Моральная победа оппозиции привлекла в ее ряды тысячи сторонников. Страна оказалась парализована экономической забастовкой. В антишахской демонстрации 2 декабря 1978 г. в Тегеране приняло участие два миллиона иранцев. И это в то время, когда в стране было введено военное положение, предусматривающее запрет на проведение любых демонстраций. Два миллиона человек демонстрировало, таким образом, не только неприятие режима, но и свое личное бесстрашие. Это напугало не только иранские власти, но и Запад. Решимость антишахской оппозиции привела к замешательству не только иранских роялистов, но и политические круги США. Вопрос о вторжении в Иран стоял на повестке обсуждений в администрации Дж. Картера. За интервенцию высказывался, в частности, советник по национальной безопасности З. Бжезинский. Однако консолидированной позиции достичь так и не удалось. С тех пор прошло более тридцати лет. Все это время исламский Иран как бельмо на глазу Соединенных Штатов. Однако до сих пор свалить режим иранской теократии американцы были не в состоянии. В общем – это аргумент для российских скептиков, говорящих о бесперспективности отстаивания собственной политической линии в современном мире.
