– Его сын нюхает табак, – объяснила женщина с ребенком. – На груди моего мужа были крошки табака. А рядом лежала подушка, измятая так, как будто ее прижимали к лицу мужа.
– Крошки табака? – уточнил Райан.
– Их обнаружили Эмили и ее отец.
– Это правда, – подтвердил Де Квинси.
От холода его лицо сморщилось и стало похоже на старую тарелку, покрытую тонкими трещинами и в любую минуту готовую расколоться.
– Я тоже видела эти крошки, – добавила старшая женщина. – И даже почувствовала запах. Это точно был табак.
– Пока мы добирались сюда, я думала о том несчастном случае с моим мужем, – сказала младшая женщина. – Когда это произошло, рядом был только Гарольд. Может быть, мой муж упал не случайно. Вечером, за ужином, Гарольд обмолвился даже, что было бы лучше, если бы его отец умер. У Гарольда множество карточных долгов. Возможно, ему надоело ждать, когда он сможет унаследовать владения отца?
Доктор Уэйнрайт осмотрел щеку Эмили.
– Вашу рану необходимо зашить.
– Зашить? – потрясенно повторил Райан. – Ради бога, объясните кто-нибудь, что произошло?
– Гарольд ударил отца Эмили хлыстом, – начала женщина с ребенком.
– Ударил хлыстом? – Райан едва сдерживал ярость.
– А когда Эмили попыталась защитить отца, Гарольд хлестнул ее по лицу.
Дождь, что стучал по крыше чердака, мешая доктору Мандту уснуть, сменился градом, отчего шум сделался еще громче. Бывший лейб-медик уселся на койке, поморщившись от зловония ночного горшка.
Он нашарил спички, зажег фитиль лампы и пробрался сквозь лабиринт ящиков, скрывавший его от посторонних глаз. Подойдя к окну, он поставил лампу на ближайший ящик, раздвинул занавески и открыл створку.
Свежий воздух рассеял отвратительный запах. Град косо хлестал в открытое окно, но Мандт не обращал на него внимания.
Призывы о помощи заставили его насторожиться. Кричала женщина, где-то под окном.
Мандт вытянул шею и посмотрел вниз. Четверо людей собрались у входа в здание.
– Помогите! – снова прокричала женщина.
Даже сквозь шум града Мандт отчетливо расслышал ее стуки в парадную дверь. Судя по тому, что стук прекратился, им открыли. Хотя град продолжал жалить его, Мандт высунулся в окно еще дальше. Видимо, шум разбудил и остальных обитателей дома, поскольку во многих окнах также зажегся свет.
Русский продолжал, прячась внутри фургона, наблюдать за зданием. Обернувшись на шум, он увидел двух своих товарищей, забравшихся под парусиновый навес. Вода ручьем лилась с их одежды, но они ни единым словом не выразили недовольства.
– Все в порядке? – спросил русский.
– В полном, – ответил один из его товарищей. – Мы нашли канаву в поле за фургоном и забросали труп землей. Пройдет не одна неделя, прежде чем его найдут.
Русский кивнул и снова сосредоточил внимание на чердачном окне.
– Мы слышали голоса, – сообщил один из помощников. – Кто это был?
– Четверо – из них три женщины – подошли по дорожке к дому и постучали в дверь, прося о помощи. Должно быть, их выставили за порог во время грозы. Я боялся, что придется разбираться и с ними, если они заметят наш фургон.
На самом деле его беспокоила вовсе не необходимость убийства, а трудности, связанные с тем, что придется спрятать еще четыре трупа.
– Посмотрите на чердачное окно, – сказал он. – Там горит слабый свет. Из-за града трудно что-либо разобрать, но мне показалось, что кто-то открыл окно и высунулся из него.
– Кто мог оказаться ночью на чердаке? – удивился один из помощников. – Может быть, там спят слуги?
– Нет. Тогда бы я заметил больше двигающихся фигур. Там только один человек.
Внезапно входная дверь распахнулась, и из нее выскочил мужчина. За ним следом бросился другой.
– Шон! – закричал второй. – Стойте! Успокойтесь, ради бога!
Первый, не слушая его, побежал по дорожке прочь от клиники и скрылся в темноте.
Град снова сменился дождем, и Беккер прибавил шагу, шлепая по грязным лужам и отчаянно пытаясь остановить Райана.
Из темноты показались очертания высокого дома.
– Шон, вам нужно взять себя в руки! Не делайте того, о чем потом пожалеете!
Но инспектор вбежал на крыльцо, перепрыгивая через ступеньку, стиснул в руке дверной молоточек и ударил им с такой силой, что дверь задрожала.