Мысли его все время возвращались к почти безлюдному Юстонскому вокзалу, с которого они с Беккером отправились в эту поездку сразу после того, как полицейский фургон доставил их в Лондон. Во всем поезде насчитывалось не больше десяти пассажиров, причем все они заранее убедились, что их отделяет от соседей по крайней мере одно пустое купе.
– Мы скоро подъедем к Седвик-Хиллу, – сказал Райан своему коллеге и вытащил из кармана хронометр Бенсона.
Он словно бы перестал замечать тряску поезда, стоило ему взглянуть на блестящий золотой корпус и искрящееся хрустальное стекло, что закрывало синий фарфоровый диск с двумя волшебными циферблатами. Хронометр показывал один час восемнадцать минут и двадцать секунд. С тех пор как часы попали в руки инспектору, он постоянно ловил себя на искушении открыть их и узнать точное время.
Он сам не мог бы сказать, что полезного было в этом знании, просто его завораживало непрерывное движение секундной стрелки, подчиняясь которому настоящее становится прошлым.
– Когда вам придется отдать эти часы, вы будете чувствовать себя так, будто вас обокрали, – заметил Беккер, сидевший напротив инспектора.
– Только когда все закончится. А сейчас это важная улика.
– Конечно, – согласился сержант.
– Я должен сберечь их. Как только я передам их кому-нибудь, они исчезнут.
– Непременно, – поддакнул Беккер.
– Ну хорошо, готов признать, что мне будет нелегко с ними расстаться, – сдался Райан. – Когда мои родители приехали сюда из Ирландии, мать каждое воскресенье водила меня на прогулку. Это был единственный день недели, когда она не работала на фабрике, и я удивлялся, почему она не отдыхает, пока есть возможность. Мы впятером снимали одно помещение в меблированных комнатах на Кинг-Кросс, и по воскресеньям после церкви мать отправлялась вместе со мной к модным магазинам на Риджент-стрит. Она надевала свое лучшее платье, но на Риджент-стрит оно казалось лохмотьями, и констебли с подозрением косились на нас. Я решил, что она мечтает о том, как благодаря упорной работе и везению сможет когда-нибудь купить одно из этих прекрасных платьев, выставленных в витринах, или какое-то украшение из ювелирного магазина. Конечно же, это была глупая мечта.
Беккер пожал плечами:
– Но без мечты…
– Да, без мечты мы бы ничего не добились.
Райан подумал об Эмили и о своей глупой мечте быть вместе с ней.
Он знал, что и Беккер мечтает о том же, но сержанта не разделяла с Эмили такая разница в возрасте, так что и шансов на успех у него было больше.
Инспектор отогнал от себя мрачные мысли.
– В конце концов я понял, что моя мать хотела показать эти витрины мне. Возможно, она надеялась, что я когда-нибудь стану одним из постоянных посетителей этих модных магазинов. Ради достижения этой мечты она настояла на том, чтобы я скрывал ирландский акцент и прятал под кепи рыжие волосы. А еще она заплатила продавцу из книжной лавки, чтобы он научил меня читать, и только самые лучшие книги.
– Я часто удивлялся, как вам удается говорить по-английски ничуть не хуже комиссара, – признался Беккер.
– Никогда не бросай попыток сделаться лучше, часто повторяла мать. Пока ты пытаешься, у тебя остается шанс стать тем, кем ты хочешь.
– Хотелось бы верить, – вздохнул сержант.
– За три недели до того, как она умерла от переутомления, мать так же, как всегда, ходила со мной на Риджент-стрит. Если бы она была сейчас жива, я показал бы ей этот хронометр. Она смотрела бы на него не отрывая глаз.
– Она застала то время, когда вы уже были констеблем, а потом инспектором полиции? – спросил Беккер.
– Да.
– И она гордилась вами или считала, что вы еще не достигли той высоты, какую она для вас наметила?
– Она сказала мне: «Только постарайся никогда не смотреть на бедных свысока, как смотрели на нас констебли с Риджент-стрит». Мне кажется, она верила, что у моих детей появится возможность посещать магазины на Риджент-стрит, – сказал Райан и снова подумал об Эмили.
Справа за окном показались дома, а затем и табличка с надписью «СЕДВИК-ХИЛЛ».
– Я по-прежнему считаю, что мы должны были рассказать комиссару Мэйну об этой поездке, – заявил Беккер.