— Проси! Да приготовь парадный кунтуш и вели седлать коня! Я еду на полеванье[18] с царем. Пусть со мной едет Петрусь с одной сворой!
Пахолик скрылся, почти в ту же минуту в ставку явился Ян Ходзевич. Он, видимо, был взволнован, здороваясь с гетманом.
— Что скажет пан доброго? — ласково спросил его Сапега.
— Пришел с просьбой, мосць пан[19]! — ответил Ходзевич. — Мне нельзя оставаться в Калуге; отпустите меня.
— Куда?
Ходзевич смутился.
— Пошлите куда-нибудь!
Гетман внимательно посмотрел на него, лукаво улыбнулся и произнес:
— Будем, пан, откровенны, как товарищи. Вы разбили дом князя Огренева-Сабурова?
— Я, — глухо ответил Ходзевич.
— Молодецкое дело, — весело сказал Сапега. — А для чего, пан? Неужели для стации[20]?
— Нет! — вспыхнув, ответил Ходзевич и, запинаясь, рассказал, в чем дело.
Сапега нахмурился, но потом засмеялся.
— Ну, кто для красавицы на такое дело не пошел бы? Только, правда ваша, вам ехать надо. Да вот, — спохватился он, — много у вас жолнеров?
— Тридцать человек и три пахолика!
— Забирайте их всех! Вот вам письмо к патеру Мошинскому. Скачите под Смоленск в королевский стан и отдайте письмо ему. А сами… — он почесал свой лоб, — ну да что же и думать? Оставайтесь служить королю. Как знать, может, и встретимся с вами. А теперь — с Богом! — Он запечатал конверт и шутливо прибавил: — Ну а красавицу где-либо под Смоленском спрятать надо. Король не любит их у себя в лагере, да и не место им там! Вы лучше там, подле, деревнюшку найдите… Счастье ваше, что именно теперь ко мне пришли! Позже я, пожалуй, не знал бы, куда и направить вас. Ну, а теперь — с Богом, не мешкая!
Сапега встал и подал Ходзевичу накеты.
В порыве благодарности Ходзевич поцеловал плечо гетмана.
— Ну, ну, — сказал тот, — я сам знаю, что значит для поляка его люба!
Ходзевич опрометью бросился к своему дому, а довольный Сапега позвал пахолика, быстро переоделся и выехал на своем вороном, направляясь ко дворцу самозванца. Позади него ехал Петрусь, держа на своре двух великолепных гончих.
Однако гетман опоздал. У крыльца уже толпилась вся охота. В середине на караковом коне в русском боярском одеянии красовался сам царек. Маленькие глазки на его припухшем лице тускло смотрели, толстый нос и широкий рот с отвислыми губами придавали лицу выражение брезгливого недовольства. Рядом с ним на осле сидел неразлучный с ним шут Кошелев. Немного вбок подле царька на сером аргамаке сидела красавица Марина, столь ненавистная всем русским, а рядом с нею, тоже на коне, ее подруга, Варвара Пржемышловская. Вокруг гарцевали польские паны, русские бояре, казаки и татарские мурзы.
— А вот и гетман! — радостно воскликнул царек. — Чего запозднился так? А еще охотник!
— Делами занялся. Много их, дел-то, царь! — весело ответил Сапега, здороваясь со всеми, но никого не видя, кроме прекрасной Марины.
— А какие дела, гетман? — весело спросила она. — Может, сердечные?
— Сердце я отдал своей царице! — смело ответил гетман, и от его ответа лицо Марины невольно вспыхнуло.
Все старались льстить Сапеге, и сам царек более других.
— Смотри, — сказал он, — все уже ехать хотели, да я удержал их из-за тебя! Ну а теперь и в дорогу! Гайда! — Царек ударил лошадь и двинулся вперед, но его конь фыркнул и попятился. — Прочь с дороги! — закричал царек. — Эй, вы!
Прямо пред ним на коленях стояли Маремьяниха и Силантий, облокотившийся на меч. Маремьяниха поползла на четвереньках под самого коня царька, держа на голове бумагу.
— Милости прошу! — выла она во весь голос.
— Милости! — вторил ей Силантий, хмуря свои щетинистые седые брови.
Царек замахнулся нагайкой, но Марина вовремя подскакала и, удержав его руку, сказала ему тихо, с укором:
— Ты — царь! Умей угождать народу. Прочти просьбу и рассуди!
Царек опустил руку и крикнул стражникам:
— Гей! Возьмите бумагу и подайте нам.
Стрелец взял бумагу и подал царьку.
Тот протянул ее ближайшему подле него всаднику.
— Читай! — приказал он ему и обратился к челобитчикам: — А вы встаньте!
Всадником, принявшим челобитную, оказался князь Теряев-Распояхин; он развернул бумагу и, взглянув на нее, побледнел. Царь склонил голову, приготовясь слушать. Охота остановилась.
