Он спустился в гостиную и встретился там с Невиллом. Лонгботтон сидел в кресле и смотрел на угли в камине.
- Что-то ты рано, - утвердил Гарри.
- Я не ложился, - ответил гриффиндорец. Он посмотрел на Поттера, в его душе опять появился страх перед старостой школы. Как же он хотел убежать из Хогвартса, лишь бы не видеть этих стальных зелёных глаз, не испытывать этого страха, не видеть боль которую он будет причинять.
- Коль ты здесь, то пошли со мной, поможешь, - это прозвучало, как приказ и Невилл подчинился.
Они вышли из гостиной, Поттер гордо шёл к кабинету Макгонагл, Лонгботтон семенил сзади. Гарри чувствовал себя владельцем этого замка, но, он ненавидел эти стены, хотелось сломать, разрушить превратить всё в пыль уничтожить память об этом месте и о всех его обитателях, оставить лишь тишину и пустоту.
Вот дверь кабинета, Поттер бесцеремонно открыл её и вошёл, Невилл пробежал следом. Макгонагл сидела за своим столом и что-то писала в свитках.
- Вы хотели меня видеть, профессор, - напомнил Гарри, сложив руки на груди.
Макгонагл подняла глаза на вошедших студентов, вот испуганный Невилл чуть поодаль от гордо стоящего Поттера, который раньше боялся входить в этот кабинет, а теперь ему наплевать на приличия и этикет, на всё наплевать. Он уже не ставит никого и в грош, его взгляд режет как лезвие клинка, только если клинок по телу, то этот взгляд по душе. Раньше он боялся и уважал, теперь он хочет, что бы уважали его и также боялись. Миневра вздохнула про себя и протянула Гарри свитки с расписаниями.
- Раздайте это старостам факультетов, пусть размножат и раздадут своим однокурсникам.
- Хорошо, - Поттер взял свитки и тут же отдал несколько Невиллу. - Размножь их и распредели в гриффиндоре.
- Я не знаю, как, - затрясся в страхе Лонгботтон. Гарри посмотрел ему в глаза, парень отступил на шаг, почувствовав дикую злость.
- Тогда у тебя ровно сорок минут, что бы узнать, - процедил Гарри, развернувшись, вышел из кабинета.
Невилл вылетел следом и понёсся в гостиную искать Гермиону. Поттер же побрёл в подземелья. Он хотел немного поиздеваться над Малфоем, который приехал ночью. Гарри рассудил верно, шесть лет измывались над ним, теперь его очередь, такова жизнь.
Поттер усмехнулся сам себе и начал спуск в подземелья, в сладостную тьму, рассекаемую только огоньками факелов.
Гермиона проснулся от солнца светившего в глаза, она потянулась, не обнаружив рядом Гарри, слегка расстроилась, но лёгкая боль в паху напомнила о ночных событиях, девушка поморщилась и, замотавшись в одеяло, направилась в душевую. Хорошо, что у Гарри была отдельная ото всех, передвигаться после вчерашнего было сложно, каждый шаг разжигал внизу маленький пожар, поэтому она была несказанно рада, когда через пару минут встала под горячие струи воды. Она упёрлась руками в стену, позволяя воде бить её по голове и плечам, разум начал вспоминать всё до мельчайших подробностей, до каждого крика и каждой мольбы, по щекам неожиданно заструились слёзы, она села на пол в душевой и зарыдала, уткнувшись в колени.
Почему он так поступил? Этот вопрос не давал ей покоя, он был ненасытным, жестоким, он не обращал внимания на просьбы и мольбы, на крики боли и стоны удовольствия, он грубо делал то, что хотел, не обращая внимания ни на что, никаких правил никаких ограничений. Перед глазами предстало его обезображенное гримасой злобы лицо, как будто в эту ночь он видел в ней злейшего врага, а не любовь. Как было хорошо там, на Гриммо, он был нежен и ласков, но сейчас после той стычки с демонами, что-то изменилось, что-то в нём перевернулась, да и в ней тоже. Она больше не хотела ничего, не учиться, не задаваться вопросами, неожиданно захотелось встать и разметать всё ко всем чертям, разорвать его врагов, что бы он хоть на мгновение, как когда-то прижал её к груди, нежно поцеловал. Ей хотелось ласки и счастья, но пока живы его враги, пока ему нужно будет им подчиняться, он не будет ласков. Как же ей было хорошо на коне вместе с ним, как было прекрасно, когда ветер вперемешку с кровью бил в лицо, и были только они вдвоём, его разгорячённое боем тело, промокшая от крови одежда, окровавленный меч, поющий в его руках и вопли врагов. Тогда он был готов сделать всё что угодно ради неё, а ночью он сам превратился в какого то демона, которому чуждо сострадание.
