Власть и оппозиции - страница 25
Свою главную политическую задачу Бухарин видел в том, чтобы «последовательно разъяснить (членам ЦК.— В. Р.) губительную роль Сталина и подвести середняка-цекиста к его снятию». На замечание Каменева: «Но пока он смещает вас», Бухарин ответил: «Что мы можем сделать? Снятие Сталина сейчас не пройдёт в ЦК… Субъективные условия для снятия в ЦК Сталина зреют, но ещё не созрели» [95].
Как бы проигрывая перед Каменевым варианты дальнейшего поведения своей группы, Бухарин говорил и о возможности коллективной отставки «тройки», и о её решении «не путаться в текущую политику, а когда наступит кризис — выступить прямо и полностью открыто». На ближайшее же время он планировал публикацию в «Правде» своих статей с косвенной критикой Сталина и доклад Рыкова, в котором «поставим все точки над i» [96].
Из сумбурного и полуистерического монолога Бухарина следовало, что он не имеет четкой и последовательной политической программы и ясного представления о том, какими методами следует бороться со Сталиным, что он находится в панике, во власти сменяющих друг друга противоположных настроений. «По ночам я думаю, а имеем ли мы право промолчать? Не есть ли это недостаток мужества? Но расчёт говорит: надо действовать осторожно». И тут же в смятении Бухарин проговаривался, что временами считает положение своей группы безнадежным и теряется в поисках решения, опасаясь, что любой образ действий окажется пагубным для его группы: «1. Если страна гибнет (в результате сталинской политики.— В. Р.), мы гибнем. 2. Если страна выкручивается — Сталин вовремя поворачивает, и мы тоже гибнем. Что же делать?» [97]
Вынести разногласия со Сталиным на обсуждение партии Бухарин не решался по той причине, что «ЦК боится дискуссии». Однако открытой дискуссии он страшился и сам, поскольку представлял, какие аргументы в этом случае выдвинут противостоящие стороны. «Тройке» придётся сказать о Сталине: «Вот человек, который довёл страну до голода и гибели», а Сталин в ответ обвинит её в защите кулаков и нэпманов. Бухарин признавался, что опасается даже последовательно выступать против применения в будущем чрезвычайных мер, потому что в этом случае «нас зарежут мелкой шахматной игрой, да ещё [Сталин] свалит, взвалит (на нас.— В. Р.) ответственность, если хлеба в октябре не будет». Он не решался вынести разногласия со Сталиным во всём объёме даже на обсуждение пленума ЦК, поскольку «в ЦК страшно боятся раскола… Мы не хотим выступать раскольниками, ибо тогда нас зарежут» [98].
Почему же Бухарин, не доверявший даже «середняку-цекисту», который по его словам «ещё не понимает всей глубины разногласий», решился на предельную откровенность с Каменевым, которого он в союзе со Сталиным подвергал на протяжении нескольких предыдущих лет самой разнузданной травле? Как явствовало из объяснений самого Бухарина, толчком к этому стали слухи, будто Сталин хочет вернуть Зиновьева и Каменева в руководство партии, чтобы опереться на их поддержку в борьбе с «правыми» («Сталин пускает слухи, что имеет вас в кармане»). При этом Сталин скрывал от своих нынешних противников свои конкретные намерения в отношении Зиновьева и Каменева («Сталин попробует Вас „подкупить“ высшими назначениями или назначит Вас на такие места, чтобы ангажировать — ничего наверное не знаем») [99].
Во всяком случае, Бухарин создал у Каменева твёрдое впечатление, что в условиях междоусобной борьбы в Политбюро обе противоборствующие силы склонны привлечь на свою сторону только что ошельмованных и капитулировавших лидеров «ленинградской оппозиции». Бухарин прямо утверждал, что «дело в ЦК и партии зашло так далеко, что Вы (также, вероятно, и троцкисты) будете неизбежно в него втянуты и будете играть в его решении важную роль». Он даже вселил в Каменева уверенность, что такое «втягивание» произойдёт в течение ближайших двух месяцев, хотя пока ещё «обе стороны боятся апеллировать к Вам». Окончательно эта уверенность была закреплена словами Бухарина о том, что он знает (или предполагает), что очень скоро Сталин вступит в контакт с опальными лидерами бывшей оппозиции. «Вы, конечно, как политики, будете пользоваться этим положением: набивать себе цену, но я этого не боюсь». Однако тут же Бухарин заявлял, что «было бы ужасно», если Зиновьев и Каменев примкнут к Сталину. «Вы, конечно, сами определите свою линию,— завершал разговор Бухарин,— но я просил бы, чтобы Вы одобрением Сталина не помогали ему душить нас… я хочу, чтобы Вы знали, о чём идёт дело»
