Инга тут же почувствовала раздражение, но перечить было глупо.
– А это что? Тоже ваше? – кивок головы давал понять, что речь шла о картине, прислонённой к стене. Инга постаралась как можно безразличнее пожать плечами.
– Моё. Это сувенир. Наконец-то нашла то, что над диваном стало бы смотреться… Посмотреть хотите?
– Если не сложно, то да. В багажник такое с трудом влезет.
Пришлось разрезать шпагат, однако осмотр громил удовлетворил. Не заметив и не нащупав ничего подозрительного, те дозволили передать имущество в руки родни. И картиной занялся папа. Муж, хлопая ресницами и словно не слыша её просьбу, до последнего продолжал растерянно рассматривать полотно, то ли поражаясь, как супруга посчитала подобное достойной заменой висящим на стене семейным фотографиям, то ли раздумывая, что с таким багажом его ни одно такси не взяло бы. Разве что грузовое. Но истинные мысли Антона так и остались для неё загадкой, ибо вскоре Инга спокойно последовала за своими сопровождающими и, сев в чёрный автомобиль, подпёрла подбородок ладонью да уставилась за окно, размышляя о своём. Тонированные окна изменяли привычные столичные улицы до неузнаваемости. Они стали казаться излишне мрачными. Наверное, так выходило ещё из-за прохожих. Спешащих на работу, было ещё немного.
С сожалением Инга проводила взглядом и быстро промелькнувшую многоэтажку, где находилась их с мужем скромная квартира. На двоих однушки им хватало, но Антон нет да нет, а начинал сводить разговоры к ипотеке, упрямо стараясь лишить её последнего аргумента для отказа от беременности. Он не понимал, что категоричность супруги была никак не связана с отсутствием свободной комнаты. Ей элементарно было страшно представлять, что в доме появилась бы маленькая угрюмая копия мужа, которую она стала бы вынуждена любить.
… Вот если бы речь шла о сероглазом черноволосом сорванце!
Девушка протянула руки к чемодану и, немного пошарив по отделениям под пристальным взглядом спутников, вытащила платок Риэвира. Не то, чтобы у неё возникла необходимость вытереть слёзы или высморкаться. Нет. Ей просто пришло в голову, что так тот находился бы в большей сохранности. Этот сувенир был ей дороже всех картин мира.
Впервые сотруднице довелось войти в здание офиса не через общую раздражающую проходную. Там действовал контроль по отпечаткам пальцев, но устройство считывало рисунок подушечек с переменным успехом. Зачастую некоторые не могли попасть внутрь даже с третьей попытки. Техника настойчиво твердила исключительно вежливым голосом: «Пожалуйста, попробуйте ещё раз». Собирающаяся при этом очередь старалась похохотать, высказывая различные предположения. Кто-то подмечал, что виной нерабочая карма. Кто-то предлагал, руки помыть. В один день шутники и вовсе положили рядышком бубен, призванный послужить нетонким намёком, что пришло время танцев. Музыкальный инструмент охранник с проходной убрал быстро, но о нём вспоминали месяцами, потому что услышать от устройства только: «Спасибо, проходите» никак не получалось. Наверное потому, что для обычных трудяг не использовались теже технологии, что и для входа руководства и службы безопасности. Здесь уже шло сканирование сетчатки глаза, да и отпечатки распознавала дверная ручка.
– Круто! – не удержалась от восклицания Инга.
Однако коридор за дверью ничем не отличался от общего интерьера здания. Стены были выкрашены в тот же скучный серый цвет. Прорезиненное напольное покрытие не скользило. Встроенные светильники освещали пространство тем же нейтральным светом. Если бы не белое выпуклое обрамление окон и дверей, да заботливо расставленные растения и развешанные плакаты да схемы, то всё выглядело бы строго, дорого, но… чрезвычайно уныло.
– Добрый день, Инга Валерьевна. Мы вас очень-с ждали, – поприветствовал её престарелый доктор с блёклыми синими глазами, протягивая руку. – Я Олег Юрьевич Кузнецов.
– Приятно, – улыбнулась она ему и пожала ладонь.
Лично Олега Юрьевича Инга толком не знала. Однако Павел, когда приезжал в Москву по делам командировки, увидев старичка в общей столовой, тут же бросился здороваться с тем. В результате ей пришлось обедать в одиночестве, а после и подойти к приятелю попрощаться, чтобы тот не обижался на её уход. В целом, Павел отзывался об этом человеке, как о настоящем мастере своего дела.
