Акбар медленно раскрыл второе письмо. Его он мог прочитать без посторонней помощи. Падишах узнал его – приказ совершить хадж, написанный Махам-Ангой от его имени Байрам-хану. Он понял также, что темно-коричневая краска была кровью Байрам-хана.
Три часа спустя с балкона в своих покоях Акбар наблюдал первые лучи солнечного света, греющего зубчатые стены крепости Агры, но тепла не чувствовал. Вместо этого он дрожал так, будто весь мир вокруг сковал лед. Акбар не мог поверить, что Байрам-хан мертв. Он сделает все, чтобы преступники были найдены и жестоко наказаны, но нет ли в этом и его вины? Если бы он не порвал с Байрам-ханом и не отослал его, тот остался бы в живых. А что скажет мать? Она рассердилась, как никогда, услышав, что он отослал своего главнокомандующего. Как Хамида воспримет его убийство? Снизу во дворе было слышно, что часовой ударил в медный гонг, подавая сигнал об окончании своей смены. Скоро солнце поднимется высоко над горизонтом. Будет ошибкой допустить, чтобы Хамида узнала новость от кого-либо еще, как получилось с вестью о хадже Байрам-хана. Нужно пойти к ней немедленно. Ополоснув лицо, Акбар быстро оделся без помощи слуг, которым, пребывая в мрачном настроении, он приказал себя не тревожить, и поспешил в ее покои. Хоть время было и раннее, Хамида уже бодрствовала, и по ее залитому слезами лицу Акбар понял, что опоздал.
– Прости меня, мама. Ты была права. Я ни в коем случае не должен был отсылать Байрам-хана. Небеса покарали меня.
Акбар ждал, что с ее губ сорвутся потоки гнева, но она тихо стояла, опустив глаза.
– Байрам-хан был для нас родным человеком, – выговорила она наконец. – Его смерть для меня как нож в сердце. Но я не обвиняю тебя в его убийстве, и ты не должен себя винить. Ты хотел освободиться от его влияния, но никогда не желал ему зла, я знаю это, Акбар… – Она взяла себя в руки. – Узнай все, что можно, о его убийстве. Найди виновных – обычные бандиты или же наемные убийцы, кто бы то ни был, – найди их и заставь заплатить кровью за содеянное.
– Найду. Обещаю.
Акбар помялся, по-детски надеясь, что мать обнимет его, но она стояла, опустив руки. Он понял, что ему пора.
В свои покои падишах возвратился не сразу. Нуждаясь в просторе и свежем воздухе, он поднялся на зубчатые стены крепости. Воды Джамны вспыхивали, как янтарь, в лучах раннего утреннего солнца, но его мысленный взор занимали совсем другие сцены. Вот он въезжает с триумфом в Дели вместе с отцом и Байрам-ханом; Байрам-хан кладет руку ему на плечо, когда они стоят у могилы его отца; сверкают стальные лезвия – Байрам-хан преподает ему персидские тонкости владения мечом, заставляя Акбара повторять приемы снова и снова, пока его техника не станет безупречной; в ярко-синих глазах Байрам-хана одобрение – Акбар учится стрелять из лука. Как он мог пренебречь соединявшими их узами доверия и так поступить? Он позволил Махам-Анге настроить себя против Байрам-хана, потому что бездумно, себялюбиво, поспешно был готов думать о нем плохо, желая править сам. Все так просто…
Наконец, когда солнце стояло уже высоко в бледно-голубом небе, усеянном приплывшими с запада облаками, Акбар возвратился в свои покои. И почти сразу заметил вещь, которой раньше там совершенно точно не было. Кто-то положил нечто похожее на лоскут ткани на шкатулку, инкрустированную слоновой костью и перламутром, где Акбар держал кое-какие свои драгоценности. Кто-то даже позаботился, чтобы лоскут не соскользнул на пол, и прижал его костяным прессом для бумаги в виде цветка лотоса. Взяв ткань, Акбар увидел, что это лоскут бледно-зеленого шелка, на котором черкнули пару строк. Кое-где писавший капнул синими чернилами. Это было похоже на детские каракули, и падишах собирался выбросить ткань, но что-то его остановило. Вместо этого он вынес лоскут на балкон, где было больше света. Почему выбрали шелк, а не бумагу? Возможно, чтобы замаскировать почерк, что для Акбара не имело никакого значения, так как прочитать это он не мог в любом случае. Чем дольше он смотрел, тем шибче толстые чернильные символы пускались в пляс. Акбар вызвал своего горчи.
