После некоторого затишья разговоры продолжились. Как обычно, в больших компаниях, возникло несколько очагов общения, гомон усиливался, часть людей покинули застолье — отправились по своим домам. Милонег встал из-за стола, приказал Лузге сменить Щена на посту и подсел к Илоне. Взгляды их встретились, теперь уже совсем близко, лицом к лицу.
— Вечереет, солнце опять окунулось в литовские леса, прям как пять дней назад. Я очень часто вспоминал тебя.
— А я тебя, да ты и сам об этом знаешь. Чувствовал ведь?
— Было такое. Хотя чувствование у ведьм более развито, — Милонег улыбнулся.
— Смотри-ка, за нами усиленно наблюдают несколько пар девичьих глаз, не боишься сглаза?
— Сами пусть боятся! Если наглеть начнут, я спуску не дам!
— Ооо… можешь за себя постоять, при надобности.
— Да вот не смогла сегодня.
— Сегодня не всем повезло — после довольно длительной паузы промолвил Милонег. Его всё ещё раздирало чувство обиды на судьбу.
— Защитники твои не сразу нашлись.
— Если бы вы не нашлись, вообще не представляю, что бы со мною было…
Его рука легла на её руку.
— И не представляй, теперь всё как надо. Ну что, поедем, провожу тебя до дома?
— Да, скоро уж спать будут все ложиться. Поехали.
— Хозяин нам баню истопить обещал. Сегодня кровь, и грязь, и пот, и следы дыхания смерти смыть с себя надо. Да и с душами убиенных пообщаться…
— Мама тоже банный день устроит сегодня… Как пообщаться?
— Поговорить. Рядом с огнём. Без злости. Отпустить и попросить, чтобы они отпустили. А потом водой смыть с себя ненужное.
По хорошо знакомой уже дороге парочка вскоре подъехала к дому Илоны. Баня действительно уже растапливалась, а вот собачьего лая не было слышно — убили Дружка ватажники этим утром.
— Кажется отец с охоты вернулся.
— Может завтра ещё сможем встретиться, а следующий поход не раньше чем через месяц будет, видимо.
Милонег соскочил с коня и подошёл, чтобы помочь спешиться Илоне, которая, перекинув одну ногу через седло, съехала в его объятия. Они прижались друг к другу и застыли, словно пытались растянуть время, оставшееся до расставания.
— Ты в Новгороде давно не была?
— Больше года уже. Может этим летом поеду с родителем туда, на Торговую сторону. Там, на Славенском конце, родня отцова живёт.
— Передай через любого встречного дружинника, что ты в городе.
— Хорошо, передам…
— Завтра с первыми петухами встанешь?
— Я бы с пятыми проснулась, но дела по хозяйству…
Руки Милонега покинули талию девушки и, проникнув под пряди волос, нежно легли на её виски. Илона, закрыв глаза, слилась со своим возлюбленным в долгом поцелуе.
— Люблю тебя!
— Я тебя люблю!
— Пора мне. Ждать будешь?
— Буду. Только приезжай.
Милонег вскочил на коня, лихо развернул его, набирая скорость по расходящейся вокруг Илоны спирали, крикнул: Приеду! — и понёсся к своим сослуживцам.
Влад, лёжа на диване, проматывал повторно увиденное, как киноленту в своей голове.
— Илона и Инга — одна и та же душа, воплотившаяся в разных телах и веках — уверен на все сто, к гадалке не ходи. И, надо заметить, душа старается выбирать себе тела в своём стиле, во многом похожие друг на друга. Ну и уроки, которые надо усвоить, в принципе — те же.
В который раз Влад сравнивал себя с тем средневековым Милонегом. В то время он был жёстче и жизнь человеческая ценилась тогда намного дешевле, но любовь, тем не менее, у людей вспыхивала не так уж редко. Взаимоотношения среди русских, по сути, мало изменений претерпели, несмотря на семь прошедших веков. Совесть — это состояние души, помнящей изначальные, истинные ценности, оно в нашей крови издавна пребывает. Молодёжь отчаянно пыталась плевать на смерть, да и пожилые были легки на подъём, если требовалось послужить и оборонить. Хотя по современным меркам, сорокалетние выглядят совсем не такими потрёпанными, как в средние века. В те времена возраст «за сорок» считался вхождением в старость. Князья, и те редко преодолевали пятидесятилетний рубеж.
— Любомир, сколько тебе лет было при нашей первой встрече? — Влад затих в ожидании ответа…
— А на сколько выглядел? — Волхв проявился не сразу, вкрадчиво, как из тумана.
