— Интересно, чем это кончится, — сказал кок. — Ну ладно, я буду на камбузе. Дайте мне знать.
— Разумеется, — отозвался Джонс. — Разумеется.
***
Уаб со вздохом уселся в углу.
— Вы должны простить меня. Боюсь, что я излишне склонен к комфорту. С таким большим телом…
Капитан нетерпеливо кивнул, сел за стол и сложил руки на груди.
— Хорошо, — сказал он. — Давайте начнем. Итак, вы — уаб, не так ли?
Уаб повел плечами.
— Наверное. По крайней мере так нас называют аборигены.
— И вы говорите по-английски? Вы и прежде общались с землянами?
— Нет.
— Тогда каким образом…
— …я говорю по-английски? Нельзя сказать, что я отдаю себе в этом отчет. Я изучил ваш мозг…
— Мой мозг?
— Его содержимое, особенно семантический склад, если позволите так выразиться…
— Понимаю, — пробормотал капитан. — Телепатия. Конечно.
— Наш народ очень древний. Очень древний и очень тяжеловесный. Нам трудно передвигаться. Вы, очевидно, понимаете, что существа столь медлительные и неповоротливые полностью находятся во власти более проворных и решительных. У нас нет никаких средств защиты. Слишком неуклюжие для бега, слишком пассивные для драки, слишком добродушные, чтобы охотиться на других…
— Что вы едите?
— Растения. Овощи. Мы очень терпимы, очень благожелательны. Живем и даем жить другим… Именно поэтому я в самой категорической форме возражал против того, чтобы меня использовали в пищу. Я видел в вашей голове образ — часть моего тела в холодильнике, немножко в кастрюле, кусочек для вашей любимой кошки…
— Итак, вы читаете мысли? — сказал капитан. — Любопытно. Что еще вы способны делать?
— Всякие пустяки, — рассеянно ответил уаб, оглядывая каюту. — А у вас здесь мило. Я вижу, вы любите чистоту. Я уважаю опрятность, как черту характера. Некоторые марсианские птицы весьма опрятны. Выбрасывают мусор из гнезда и убирают…
— Да-да, — капитан кивнул. — Однако вернемся к теме.
— Совершенно верно. Вы упоминали, что собираетесь меня съесть. На вкус, я слыхал, мы очень хороши. Немного жирноваты, однако мясо нежное. Но как установить прочную связь между нашими народами, если мы опустимся до таких варварских отношений? Съесть меня? Я бы предпочел обсуждать с вами серьезные вопросы, философию, искусство…
Капитан встал.
— Философия… Вам было бы небезынтересно узнать, что у нас возникли трудности с продуктами. Неожиданная порча…
— Знаю. Но разве не скорее в духе вашей демократии, если мы станем по очереди тянуть соломинки? Или что-нибудь в этом роде? В конце концов демократия призвана защищать меньшинство. Исходя из предположения, что каждый обладает правом голоса…
Капитан подошел к двери.
— Ну, все! — сказал он и отворил дверь. Потом открыл рот. И так и застыл с широко раскрытым ртом, сжимая пальцами ручку двери.
Уаб протиснулся в дверь мимо капитана и вперевалку побрел по коридору, углубившись в размышления.
***
В комнате стояла тишина.
— Как видите, — говорил уаб, — многие элементы легенд и мифов являются для нас общими. Иштар, Одиссей…
Петерсон молча сидел на стуле и глядел в пол.
— Продолжай, — попросил он. — Пожалуйста, продолжай.
— Я нахожу в вашем Одиссее типаж, общий для многих народов. В моем понимании Одиссей как таковой символизирует идею разлуки с семьей и отчизной. Процесс индивидуализации, обособления.
— Но Одиссей возвращается домой. — Петерсон взглянул в иллюминатор на бесчисленные звезды. — В конце концов он возвращается домой.
— Это долг всех разумных существ. Период разлуки есть период временный, краткое путешествие духа. Странник возвращается на родину…
Распахнулась дверь. Уаб замолчал и повернул голову.
В комнату ступил капитан Франко, за ним другие.
— С тобой все в порядке? — спросил Френч.
— Со мной? — удивленно переспросил Петерсон. Франко достал пистолет.
— Иди сюда, — велел он Петерсону. — Встань и иди сюда.
Наступила тишина.
— Идите, — сказал уаб. — Это не имеет значения.
Петерсон поднялся.
— Я приказываю.
Петерсон подошел к двери, и Френч схватил его за руку.
— Что происходит? Что с вами? — Петерсон со злостью вырвался. Франко приблизился к уабу. Тот лежал в углу, прижавшись к стене, и глядел на капитана.
