Толя порывисто залетел в коридор и открыл склад. Ворвавшись в камеру, остановился у входа и яростно оглядел помещение. Там никого не было. Шагнул посмотреть за колонной и застыл: призрак вылетел из стены и, не обращая на Толю внимания, поплыл через камеру. Его прозрачные валенки двигались в метре от пола.
– Ты кто, мать твою, такой?! – заорал Толя.
Призрачный старик дёрнулся, обернулся, испуганно вскрикнул и стремглав скрылся в стене. Толя удивлённо посмотрел ему вслед.
«Ага, боитесь! – с удовлетворением подумал он. – Ну и пошли вы».
Направился к тачке и нарочито не спеша переложил паки на поддон, а потом собрал разбросанные по камере куски картона. Положил картон на тачку и покатил к выходу.
– Молодой человек! – услышал Толя за спиной и по голосу догадался, кто это может быть.
Резко обернулся. На расстоянии шести шагов в воздухе покачивался прозрачный старикан.
– Вы интересовались, кто я, – произнёс он. – Отвечаю: я Сергей Михайлович Соловьёв, можно просто Михалыч. Работал кладовщиком, товароведом, начальником цеха. Скончался в тысяча девятьсот девяносто четвёртом году от сердечного приступа.
Толя переступил с ноги на ногу и поправил шапку.
– А я Толик Сомов, – сказал он, подумал и добавил: – Вы извините, что я…
– Ничего, – усмехнулся призрачный Михалыч. – Пойдём, выпьем за знакомство.
«Обалдеть, – подумал Толя, – здесь и призраки пьют».
В круглосуточный магазин бежать не пришлось: Михалыч сказал, что в неработающем умывальнике, на потолочной нише, имеется недопитая бутылка водки. Её туда сунул водитель с бакалеи, как раз перед тем, как уволили. А в другом месте оказалась кем-то украденная и спрятанная пачка сыра. Срок годности давно вышел, сыр подсох, но в вакуумной упаковке неплохо сохранился и на вкус оказался вполне сносным.
Первые полстакана зашли Толе образцово. Это было как раз то, в чём он остро нуждался. Дальше наливал себе по чуть-чуть. Полстакана Михалыча стояли нетронутые. Призрак часто наклонял к стакану лицо и блаженно шевелил ноздрями, но это было самовнушение, он сам сказал, что ни пить, ни даже вдыхать запахи не способен.
Михалыч безостановочно рассказывал о том, как работал на комбинате, как жилось в советское время и потом, после развала Союза. Короче, он рассказывал о жизни. Толя, конечно, хотел бы услышать что-нибудь не о жизни, а совсем наоборот, но перебивать увлёкшегося воспоминаниями Михалыча было неудобно. Наконец чуть захмелевший Толя решился, и, когда призрак влез носом в стакан и закрыл глаза, спросил:
– А вы как это?… Вообще… Ну…
Как ни странно, Михалыч понял, что Толя имеет в виду.
– Ох, давай об этом… потом, – махнул он прозрачной рукой.
Толя кивнул: потом так потом.
– Я ведь последний раз вот так с человеком за одним столом сидел аж в девяносто восьмом… – вздохнул призрак. – Работал тут парень один в бригаде грузчиков, Эдик. Тоже мог меня видеть. После уволился, в бандиты пошёл. Ну и убили через полгода… Потом приходил ко мне прощаться, под конвоем. – Михалыч нахмурился. – Тех конвойных ещё раз увидеть, не дай… этот самый…
Михалыч замолчал. Толя тоже ничего не говорил.
– А ты что же, – прищурился призрак, – тоже на тот свет, в смысле, сюда, к нам, собираешься?
Толя на тот свет не собирался, но если всё будет продолжаться в том же ключе… Он подумал и решил, что с таким собеседником, как Михалыч, можно быть полностью откровенным. И рассказал своему прозрачному собутыльнику всё, без утайки.
Услышав, какой именно сон лишил Толю душевного покоя, Михалыч вскинул брови:
– Так ты, что ли, этот… – Он подался немного вперёд. – Честный?
Толя поставил стакан, посмотрел в прозрачное лицо и пожал плечами.
Да, Толя был честным кладовщиком. Честным по-настоящему, можно сказать – скрупулёзно. К такой жизни он пришёл не сразу. Разное случалось…
Как-то – теперь было очень стыдно вспоминать – Толя потерял достаточно неплохую работу. Больше месяца просидел он тогда дома. Времени хватило на то, чтобы осмыслить жизнь, заглянуть внутрь себя. На новую работу, в большой оптовый рыбный склад, устроился новый Толя, бескомпромиссно честный.
А через три недели этот новый Толя однажды замер, застыл со специальным металлическим штырём в руке, внезапно мысленно увидев себя со стороны. Он сидел над раскрытой рыбной коробкой и, воровато озираясь, орудовал штырём, а на полу лежали две скумбрии, украденные у будущего покупателя этой самой коробки. Как же так, подумал Толя. Месяца не прошло со дня масштабного душевного сдвига, и вот, как говорится, картина маслом.
