— Конечно, я тебя знаю! — продолжает кричать Маус, хватая Койотову лапу и стискивая ее. — Может быть, ребята из мультяшного бизнеса и не врубаются в это, по крайней мере на сознательном уровне, но мы-то, персонажи, знаем, где наши корни! Пусть люди думают, что изобрели что-то новое — мы знаем, что это всего-навсего их генетическая память, всплывающая на поверхность.
— Погоди-ка, — говорит Койот. — Ты ведь тот Маус, которого я видел в кино, только выглядишь по-другому.
Маус трет свое черное лицо.
— Для мультиков они заставляют меня красить лицо в белый цвет. Боятся, что люди подумают, что я какой-нибудь ниггер… Но как бы то ни было, старина Койот, все мы, все зверюшки из голливудских комиксов, питаем к тебе глубочайшее уважение. Ведь этот континент — твоя родная почва, и все такое. Куча наших ребят просто мечтает работать с тобой! — Над головой у Мауса возникает электрическая лампочка. — Послушай! Да это же великолепно! — Маус наклоняется к Койоту. — Как бы ты посмотрел на то, чтобы отправиться с нами в Голливуд? Теперь, когда войне конец, там можно сделать любые деньги. А ты станешь настоящим хитом, будь уверен! Кто может быть большим американцем, чем ты? В конце концов, ты же действительно помогал сделать этот континент тем, что он есть!
— Я не знаю… — говорит Койот.
Маус протискивается сквозь толпу ковбоеподобных индейцев и индейцеподобных ковбоев, которые смотрят на валяющихся в опилках пуделиц. Он поднимает пуделиц с пола, растаскивает и швыряет одну Койоту. Та приземляется Койоту на голову, окруженная облаком опилок, ее груди обнимают его за шею, руки и ноги обвиваются вокруг его торса, и она тут же принимается сосать его ухо.
— Подумай, Койот, — говорит Маус. — В Голливуде таких, как она, полно. И еще куча других вещей. И все это может быть твоим!
Наплыв к нам с индейцем в «грейхаунде».
— Что это? — спрашиваю я. — Ты это придумал сам, или это новый миф, который рассказывают в резервациях?
— Эх-хе-хе, — говорит индеец. — Это просто история; ты можешь называть ее мифом, но такой сообразительный паренек, как ты, должен знать, как бывает с такими вещами. Они просто вроде как случаются. Они растут. Они живут!
— Э-э, ну да, — отвечаю я. — И что же случилось с Койотом, когда он попал в Голливуд?
— Проблемы.
Наплыв к офису в одной из крупнейших мультипликационных студий в Голливуде. Из окна видны пальмы, танцующие под музыку — теперь это более хлыщеватая, прилизанная разновидность джаза; Солнце носит темные очки и курит сигарету.
За столом размером с палубу авианосца сидит Продюсер — низенький, толстенький, лысый человечек с огромной сигарой во рту. На нем костюм в тонкую полоску и широкий галстук, усыпанный золотыми знаками доллара. Он улыбается: его зубы становятся величиной с хромовую решетку автомобиля, а сигара зависает в воздухе между ними. Вспрыгнув на стол, он шагает по нему к Койоту, протягивая большую руку.
— Ах, ну конечно, мистер Койот! — восклицает Продюсер. — Маус мне все рассказал. Я очень рад встретиться с вами!
Койот не протягивает ему свою лапу, поэтому Продюсер сам хватает ее и жмет, извлекая маленькие звездочки боли.
Затем он оглядывает Койота, приподняв его над полом и поворачивая во все стороны.
— Да-да, вы прекрасно подходите для мультипликационного бизнеса! Однако прежде чем вы подпишете наш стандартный контракт на пять лет, давайте сперва обговорим некоторые моменты. — Он ставит Койота на землю, кидается к столу, нажимает кнопку интеркома и говорит: — Бабблс, принеси костюм!
Дверь распахивается, и в нее проскальзывает Бабблс, секретарша Продюсера. У нее длинные стройные ноги, а пышная грудь и обесцвеченная прическа подпрыгивают при каждом шаге. Она улыбается так ослепительно, что Койот и Продюсер вынуждены прикрыть глаза ладонями; в вытянутой руке она несет костюм, который выглядит в точности как тело Койота, но без малейшего намека на гениталии.
— Что это? — спрашивает Койот. — Какая гадость!
— Мы хотели бы, чтобы этот костюм, вы носили в фильмах, — говорит Продюсер. — Ну, вы понимаете, необходимо прикрыть вашу штучку.
— Какую штучку?
