Пробираясь через обломки, парень дошел до угла последнего здания на нашей стороне улицы. Он выглянул на ту сторону, напомнив мне одного старика, которого я время от времени видел на Рю Техас — у того уходила целая вечность, чтобы собраться с духом и бросить вызов движению на нашей узкой улочке. Пыль придавала лицу трастафари такой же серый оттенок, как и у того старика. Полагаю, я и сам должен был чувствовать дурноту, но не припомню, чтобы я вообще чувствовал что-либо.
Я увидел на той стороне улицы и немного дальше какое-то движение — должно быть, боевая бригада торопила своего связного. Парень обернулся и посмотрел в нашу сторону, и я был поражен тем, насколько широко были открыты его глаза и насколько белыми они выглядели. Лейтенант небрежно махнул рукой, посылая его вперед; впрочем, пистолет в лейтенантской руке придавал жесту гораздо больше значительности. Парень пустился бежать.
В следующую секунду он уже не бежал, а темно-красная лужа растекалась по pavé[35] из-под его скрюченного тела. Я не слышал выстрела, и парень тоже не издал никакого звука — если не считать пыльного шаркающего удара тела о камни. Однако для нашего лейтенанта, очевидно, это вовсе не стало такой уж неожиданностью.
— Ты засек? — спросил он капрала. — Давай, быстро!
Капрал кивнул, одновременно махнув рукой одному из своих сотоварищей, который передал ему что-то слишком маленькое, чтобы я мог разглядеть; капрал воткнул эту штуку в гнездо пуленепробиваемого ноутбука. Второй frère поднял большие пальцы вверх и вскинул на плечо закопченную, зловещего вида винтовку. Затем он шагнул из-за угла на улицу, приложил винтовку к плечу, выстрелил и шагнул назад, под прикрытие рябой от пуль стены. Где-то вне моего поля зрения взорвалось одно из зданий.
Звук был такой, словно он поднял на воздух половину города. Это было все равно что находиться внутри грозовой тучи; я инстинктивно прижал руки к ушам в запоздалой попытке защитить их. Невероятный шум еще не стих, когда наш лейтенант подобрал с земли еще одну такую же сумку, вручил ее мне и скомандовал:
— Иди.
Вплоть до этого момента я пребывал в оцепенении, лишь глядя на происходящее, но ничего толком не видя. Когда мои пальцы сомкнулись на ручке сумки, и я ощутил грубое волокно, царапающее мою ладонь — это было все равно, как если бы я внезапно выплыл на поверхность теплого озера, оказавшись на свежем, леденящем воздухе. Именно в этот момент я понял, что Сисси умерла. Что мы все умерли. Не было смысла обманывать себя: скорее всего, они убили ее в тот же самый день, когда устроили налет на «Диалтон». Существовало множество самых различных вариантов того, как именно это могло произойти, и ни один из них не имел для меня никакого значения.
— Идите вы все на хрен, — спокойно сказал я и вышел на улицу.
Я не побежал — какой был в этом смысл? Я шел так, словно просто решил прогуляться до угла, чтобы купить себе ленч. Если бы я мог, я начал бы насвистывать какую-нибудь беззаботную мелодию, что-нибудь из Мориса Шевалье или Бой Джорджа. Но мой рот был слишком сухим, чтобы у меня могло получиться достаточно беззаботно.
Я прошел мимо трастафари, нелепо скорчившегося в пыли на мостовой. Я приостановился, чтобы взглянуть в том направлении, откуда, по-видимому, был произведен смертельный выстрел, и был удивлен, увидев, что здание в конце квартала осталось по большей части целым. Этот ужасный взрыв, чья финальная басовая нота не отзвучала еще до сих пор, был вызван разрушением всего лишь одной комнаты. Несчастная chambre[36], вместе с окном — и, очевидно, вместе с бланком-снайпером, укрывавшимся за ним, — была вырвана из здания, как гнилой зуб. И вот теперь я вышел на прогулку, чтобы наш лейтенант мог посмотреть, нет ли здесь еще и другого снайпера. Сейчас я понимаю, что, видимо, именно это и означало «сражаться за каждое здание и за каждую комнату» — но в тот момент я не думал ни о чем. Я ничего не чувствовал. Я просто шел.
Выстрела не было. Длинная очередь не прорезала мою спину, вырывая наружу легкие наподобие крыльев за моей спиной.
Я достиг здания, к которому направлялся, и обнаружил, что боевая бригада уже покинула его, перебравшись во двор и дальше, в следующий квартал. Меня ждал одинокий чумазый
