— О, очень неплохо, — ответил я без иронии. — Хотите булки?
— Нет, благодарю.
Я оторвал от батона кусок и принялся подбирать им подливку.
— Очень жаль, что так получилось с вашим другом, там, на крыше.
Я выразил протест. Сквернослов вовсе не был моим другом, а я знал, что в ситуациях, подобных этой, необходимо проводить четкие разграничения относительно своих привязанностей.
— Вот как, — он задумчиво посмотрел на трастафара. — Однако вы понимаете, почему это должно было произойти?
— Полагаю, что да.
— И почему же?
— Ну, после того, как о нем позаботились, все остальные увидели, что сопротивляться нет смысла.
— М-да, пожалуй, и это тоже. Но есть и другое, а именно: на войне нет места неповиновению.
На войне. Ха!
Сержант прочел мои мысли.
— Да, monsieur Розен, на войне! Мы до сих пор сражаемся за каждую улицу в северных предместьях. Говорят, американцы требуют, чтобы ООН выслала сюда «миротворческую» миссию — они называют это операцией «Гавана». Боюсь, ваше правительство весьма косо смотрит на то, что мы национализируем их магазины и конторы.
— Это не мое правительство, сержант…
— Абален. Франсуа Абален. Я должен извиниться — я забыл, что вы канадец. Где, вы сказали, вы живете?
— У меня квартира на Рю Техас.
— Да-да. Вдали от зоны боев. Вы и другие êtrangers[29] держите себя так, словно наша борьба — не более чем малоинтересная телепередача. Такое положение не может длиться вечно. Вы расставили свои палатки на склоне дымящегося вулкана, и вот теперь лава добралась и до вас.
— Что вы хотите этим сказать?
— Я хочу сказать, что нашей армии необходим вспомогательный персонал — повара, помощники механиков, писари, дворники, конторские служащие. Каждый честный парижанин уже отдает нам все, чем только может пожертвовать ради Дела. Теперь настало время и для вас, все это время наслаждавшихся великолепием Парижа в комфорте и совершенно бесплатно, оплатить свое проживание.
— Сержант, не хочу вас обидеть, но у меня в ящике стола лежит пачка квитанций за арендную плату. Я исправно плачу бакалейщику. Я оплачиваю свое проживание.
Сержант прикурил сигарету и глубоко затянулся.
— Некоторые счета нельзя оплатить деньгами. Если ты сражаешься за свободу группы, группа должна заплатить за это.
— Свободу?
— Ах, ну да. — Он кинул взгляд в сторону трастафара, которые сидели, прислонясь друг к другу и глядя в пол, абсолютно подавленные. — Когда речь идет о свободе, может оказаться необходимым урезать личные свободы нескольких отдельных человек. Но ведь, в конце концов, это же не рабский труд: каждому из вас заплатят за работу полновесными коммунарскими франками по существующему курсу. Этим испорченным детям нисколько не повредит, если они немного честно поработают.
Я решил, что, если мне когда-либо предоставится случай, я убью сержанта Франсуа Абалена. Но пока что я подавил свой гнев.
— Моя кузина, молоденькая девушка по имени Сисси — ее тоже взяли этой ночью. Она приехала всего на несколько дней и попросила меня сводить ее в этот клуб… Ее мать, должно быть, с ума сходит от беспокойства.
Сержант вытащил из кармана куртки электронный блокнот, со щелчком раскрыл его и что-то нацарапал стилом.
— Как ее фамилия?
— Блэк. С-И-С-С-И Б-Л-Э-К.
Он снова почиркал по блокноту и, нахмурясь, уставился в дисплей. Потом чиркнул еще.
— Мне очень жаль, monsieur Розен, но здесь нет никаких записей касательно девушки по имени Сисси Блэк. Могла она назваться другим именем?
Я задумался. Я не видел Сисси десять лет, пока она не написала мне электронной почтой, что собирается в Пари. Она всегда казалась мне открытой, уязвимой девочкой, хотя я был вынужден изменить свое мнение о ней в лучшую сторону после того, как она без единого слова переварила эту долгую поездку в автобусе. И тем не менее я не мог себе представить, чтобы у нее хватило смекалки так вот, с ходу, выдумать себе другое имя.
— Нет, не думаю. И что это может означать?
— Возможно, ошибка в записях. Понимаете, мы все тут так перегружены… именно поэтому, собственно говоря, вы и находитесь здесь. Я поговорю с сержантом Дюмон, она руководила набором женщин. Уверен, с вашей кузиной все хорошо.
