Кормилица все передала Рамину. Этими словами она словно посыпала соль на его раны. Сердце Рамина и без того трепетало от муки, и он сидел, подавленный горем. Выслушав кормилицу, Рамин начал плакать. Мысль о разлуке стрелой пронзила его сердце. Поплакав, он успокоил свое сердце. Ведь он уже с юности подвергался опасностям и испытывал горести, и не было у него ни часа безмятежного счастья. Вот что он сказал кормилице:
— Моабад пока ничего не говорил мне об отъезде и не приказывал мне собираться в дорогу. Может быть, он забыл обо мне. Если же он прикажет мне его сопровождать, я найду какую-нибудь отговорку и не поеду. А ты пока что распространи слух о том, что у меня болят ноги. Когда Моабад узнает об этом, он, наверное, не станет требовать, чтобы я с ним ехал. Я скажу ему: «Тебе ведомо, как я люблю охоту, но путешествовать с больными ногами тяжело. Вероятно, и ты знаешь, что я лежу из-за боли в ногах». Когда он это услышит, он не будет настаивать… Я останусь здесь, в Мораве. Если бог смилуется надо мной, и все будет так, то что же лучшее может выпасть на мою долю?
Когда кормилица передала Вис эти слова Рамина, Вис так обрадовалась, словно оба они обрели бессмертие и их поздравили с восшествием на престол. Щеки ее заалели, и она пришла в себя.
На заре затрубили трубы, и стало собираться бесчисленное войско шахиншаха. Рамин предстал перед шахом невооруженным. Моабад, окруженный свитой, взглянув на него, сказал:
— Что это за новое озорство? Почему ты пришел невооруженным? Не заболел ли уж ты снова по своему обыкновению? Ступай сейчас же и возьми из оружейного склада все, что тебе нужно. Я без тебя никуда не поеду. Без тебя нам не веселиться!
Делать было нечего, волей-неволей он начал собираться в путь. Вис почувствовала, что им грозит неудача, и затосковала. Когда же она уверилась в этом, сердце ее стало надрываться от муки. Рамин ехал нехотя. Сердце его было пронзено стрелой с алмазным наконечником. Радость для него исчезла. Вис после отъезда Рамина пришла в полное отчаянье и лежала без чувств. Сердце ее, привыкшее к радости, уподобилось фазану, растерзанному когтями сокола. Она плакала и говорила так:
«Мне не найти второго такого друга и не посеять вторично семена любви! Я не могу обрести спокойствие без Рамина! Тщетны плач и рыдания, позорящие меня, но к ним прибегает человек, чтобы облегчить страдания в такую трудную минуту. И если ты не веришь, о кормилица, тому, что таится в моем сердце, и что я дошла до отчаянья, взгляни на мое пожелтевшее лицо и на алые слезы — свидетелей моего горя. Я больше не оплакиваю моего возлюбленного, я оплакиваю свою жизнь, ибо моя душа последовала за ним. Как может вместить столько горя одно мое сердце? От скорби и волнений я истаяла и не в силах больше терпеть».
С вершины башни она увидела одетого в доспехи Рамина. Он ехал рядом с Моабадом, лицо его пожелтело и на глазах выступали слезы. Он уехал, не попрощавшись с Вис и не испросив у нее разрешения. Сердце Вис забилось, словно сердце тонущего в море. Затем она обратилась к своему сердцу:
«Я шлю пылкий привет из глубины мятущейся души моему желанному возлюбленному, моему сердобольному другу, похитителю сердец, амиру прекрасных, повелителю красавиц, украшению юношей. Он уехал, не повидавшись со мной, со своим войском, а войску печали повелел полонить мое сердце.
Я привязала свое сердце тысячью крепких канатов, но оно порвало все путы и кинулось за тобой, Рамин! Если я останусь в живых, я буду оплакивать разлуку с тобой, пока ты не вернешься. Пусть тебе сопутствует дым моего сердца, как туча, и мои слезы, как дождь. Я пролью эти слезы, когда ты будешь отдыхать на привале, и смою пыль с твоего прекрасного лица. Оно, как весенний цветок, а вешний дождь и роса оживят его».
Проехав однодневный путь, Рамин занемог и стал стонать. Что он стонал, это не было удивительно, ибо таково обыкновение больных. Он стал причитать и говорить то, что подсказывало ему сердце:
«Я не переживал такой тяжелой ночи, как прошлая: поцелуи пронзали меня, словно стрелы. И этот день не лучше; душа моя уподобилась дикому козлу, а любовь — настигшему его барсу. Куда умчалась радость прошлых дней? Сердце мое не знало скорби. Ложе мое озаряло солнце, а мое изголовье осыпали розы. Как перенести горести сегодняшнего дня после таких радостных дней. Какими глазами взирать на то место, где она пребывала? Это не день, а огонь, пожирающий душу, и гибель любви. Не дай бог никому из влюбленных попасть в такое положение: жить с испепеленным сердцем и изнемогать от нетерпения! Если бы судьба отмеряла время, она могла бы из этого дня отмерить сто лет!»
