Однако поутру он вспомнил свой сон — и тот показался юноше столь живым и реальным, что Джо не знал, что и думать. А сон ли это был? Недоумение Джо так явно отражалось в его глазах, что даже Папаша со своей кровати спросил:
— Что тебя тревожит?
— Я видел странный сон, — отвечал Джо, — вот и не знаю, предпринимать мне что-нибудь или нет.
— А выйдет ли что-нибудь хорошее, если ты что-нибудь предпримешь? — поинтересовался Папаша.
— Быть может, я спасу барышню от тоски и уныния.
— А выйдет ли из этого что-нибудь плохое?
— Да вроде нет, — почесал в затылке Джо.
Так что Джо, прежде чем отправиться на работу, сел и написал любовное письмо. Он не очень-то был силен в правописании, поэтому письмо вышло не слишком длинным, зато Джо постарался написать как можно ближе к делу.
Он написал так:
Любовь моя! Я люблю тебя потому, что ты такая же красивая, как мой Щенок. Джо Джолли.
К тому времени, как он наконец сложил письмо, оно было вконец измусоленным и все в кляксах, зато вполне разборчивым — а ведь для любовного письма это самое главное — после содержания, конечно. И вот, Довольный собой, Джо прихватил листок на работу и вложил его в букетик розовых смолевок, который привязал к вязанке дров для Принцессы, и больше не думал об этом целый месяц. А первого июля, придя к Лесничему, он застал там Бетти, которая сказала на прощание:
— Ну вот все и кончилось, слава Тебе, Господи! Ведь когда вчера на Ассамблею сошлась куча народа, чтобы сказать, о чем, по их мнению, тоскует Принцесса, она засмеялась, да и говорит: «Не стоит вам и гадать, потому что я уже получила то, что хотела!» Но что именно она хотела, она так и не сказала, да оно и неважно, потому что с тех пор Принцессочка наша весела, точно жаворонок, и доктор к нам больше не ходит.
Следующий год прошел тихо и мирно — работа спорилась, собаки как сыр в масле катались, крыша в хижине не протекала и еды всегда было вдоволь. Вот только Папаша по-прежнему так и не вставал с кровати, а посему Джо приходилось по-прежнему спать на полу. И вот первого июня, в свой двадцатый день рождения, он вышел из чащи вместе со щенком, бегущим за ним по пятам, и, подойдя к сторожке Лесничего, нашел там Бетти. Кто бы, думал Джо, не радовался бы жизни в такой дивный час, когда птицы весело распевают в листве, а на траве еще не высохла роса? Однако сегодня Бетти казалась не такой резвой, как обычно, и горестно рассказывала последние новости дворца.
— Так-то вот! — тараторила она. — Стоим мы с вами тут, точно как год назад, да и у нас во дворце все сызнова началось. Опять ей ничего-то не мило, и она хочет только одну вещь во всем мире, а какую — никто не знает! Отец ее спрашивает, что это, и матушка ее спрашивает, что это, и няня спрашивает, что это, и я спрашиваю — а она молчит! Доктор приходит каждый Божий день и все старается как-то ее, бедняжку, вылечить, да все без толку, и он говорит, если она поскорей не получит то, о чем мечтает, то умрет от тоски. Поэтому в последний день месяца состоится новая Ассамблея, чтобы решить, чего хочет Принцесса, раз уж сама она не говорит, и тот, кто даст это ей, получит все, чего пожелает, что бы это ни было, и… Помилуй, Господи! Ах, Лесничий, колокол звонит восемь часов! Подумать только, меня из-за тебя уволить могут!
Лесничий не стал её удерживать, только чмокнул на прощанье в щёчку, а она в ответ оттаскала его за уши и убежала, аж каблучки засверкали. Засмеявшись, Лесничий сказал:
— Огонь девка!
И принялся объяснять Джо, где и что рубить ему в июне месяце. Наконец Джо отправился восвояси, пытаясь удержать в голове все наказы Лесничего, но в душе его, в самой глубине, поселилась тревога. Так сильно он тревожился и жалел Принцессу, что даже не заметил, что нет рядом Щенка. Не резвился, не приплясывал вокруг Джо его любимец, даже на свист не прибежал. Заплутал, значит, где-то Щенок, играючи, и свиста не услышал.
К полудню, однако, спаниэль объявился, прибежал на стук хозяйского топора — весёлый и довольный. Только дома, вечером, не притронулся к еде. Может, заболел? Нет, решил Джо, раз веселится Щенок — значит, здоров.
