Вот почему даже первое сообщение о взрыве атомной бомбы не поколебало уверенности Гейзенберга в правдивости слов Гоудсмита. Вот почему он считал сообщение блефом.
Ган, к этому времени уже возвратившийся от Риттнера, внимательно слушал Гейзенберга.
Хотелось бы быть уверенным в правоте Гейзенберга, — сказал он.— Ведь если бы они сделали бомбу, это означало бы, что атомный котел у них работает уже в течение долгого времени.
Гану хотелось хоть как-то скрыть свое потрясение, свою растерянность, и он не без злого удовлетворения сказал Гейзенбергу:
Но если все-таки американцы создали урановую бомбу, вам придется признать себя вторым! Бедный старина Гейзенберг!
Гейзенберг резко спросил:
Разве, сообщая об этой «атомной» бомбе, они употребили слово уран?
Нет, — ответил Ган.
Тогда она никакого отношения не имеет к атомам! — сказал Гейзенберг.
Как бы то ни было, вы все равно второй, Гейзенберг, и вам остается лишь укладывать ваши чемоданы, — не сдавался Ган.
Но Гейзенберг продолжал настаивать, что в бомбе было применено новое взрывчатое вещество химического типа, содержащее, быть может, атомарный кислород или водород. Казалось, он был готов поверить чему угодно, но только не тому, что Гоудсмит намеренно обманул его. И он, наверное, продолжал бы спорить с Ганом, но профессор Пауль Хартек, гамбургский физико-химик, всегда отличавшийся реалистическим взглядом на вещи, мягко напомнил спорившим о сообщении, совершенно ясно говорившем о бомбе, взрывная сила которой равна взрывной силе двадцати тысяч тонн тринитротолуола.
Один из молодых физиков, работавших у Гейзенберга, стараясь не обидеть своего наставника, спросил, как понимает он слова «двадцать тысяч тонн тринитротолуола». Гейзенберг сбавил тон, но все еще не мог поверить, что союзники действительно создали атомную бомбу. Профессор Герлах и легендарный Макс Лауэ предложили самое естественное: подождать до девяти вечера, когда будет передан основной выпуск последних известий.
И все же дискуссия продолжалась, но теперь ее участники обсуждали возможные технические решения. Доктор Коршинг и доктор Виртц, работавшие над выделением урана-235 методом диффузии, доказывали, что именно этот метод и был использован американцами при создании бомбы. С ними соглашался и доктор Багге, еще один специалист в области разделения изотопов, содержавшийся в Фарм-Холе.
Доктор Виртц внезапно сказал:
— Я рад, что у нас не оказалось бомбы. Вайцзеккер согласился с ним:
Теперь, когда она есть у американцев, мне кажется, над ними нависла смертельная угроза. Я думаю, это было безумием.
Гейзенберг, сидевший напротив Виртца, возразил:
Вряд ли стоит утверждать такое. С равным основанием можно считать, что это самый короткий путь к окончанию войны…
Только это меня и утешает…— сказал Ган и, немного помолчав, добавил: — И все-таки, хотелось бы верить Гейзенбергу. Как было бы хорошо, если бы все и вправду оказалось блефом!
Ровно в девять все собрались в гостиной у радиоприемника.
Передаем новости, — начал диктор. — Их главной темой является потрясающее достижение союзных ученых — изготовление атомной бомбы. Одна из них была сброшена на японскую военную базу…— Затем последовали подробности: — Наблюдатели на разведывательных самолетах, пролетевших над целью через несколько часов после взрыва, не смогли ничего увидеть. Город, в котором насчитывалось более трехсот тысяч жителей, закрыт гигантским облаком дыма и пыли… Союзники израсходовали на работы более пятисот миллионов фунтов; на строительстве заводов в Америке было занято более ста двадцати пяти тысяч человек, шестьдесят пять тысяч рабочих трудится на них сейчас. Лишь очень немногие знали, что производят эти заводы. Людям приходилось видеть огромные количества поступающих материалов, но никто и никогда не замечал, чтобы с заводов что-нибудь вывозилось, так как объем взрывчатого вещества очень мал…
И вот последовало самое важное для тех, кто сидел у приемника в Фарм-Холе: военный министр США заявил — при изготовлении бомбы использовался уран.
«Отношения в нашем узком кругу стали очень напряженными», — писал в своем дневнике Герлах, пытаясь передать впечатление о тяжелой и нервной обстановке вечером 6 августа 1945 года. И действительно, немецкие ученые испытывали смешанные чувства ужаса, разочарования, досады, взаимного недоверия. Они не могли свыкнуться с мыслью, что командэр Уэлш из Интеллидженс сервис, простоватый любитель всевозможных золотых нашивок и шевронов — «золотой павлин», как они в шутку звали его, и Гоудсмит намеренно обманули их. Эрих Багге возмущенно воскликнул: «Гоудсмит водил всех нас за нос!» Но это не было его единственным чувством, в дневнике он записал: «…они сбросили бомбу на Японию. Они говорят, что и через несколько часов ничего нельзя было разглядеть сквозь тучу пыли и дыма. Толкуют о трехстах тысячах убитых. Бедный старый профессор Ган!»
