— Дима, не занудствуй. — Полковник снял пиджак и прилег на диван. — Работы много, а теперь видишь, что происходит. Надо очень быстро вычислить этих маньяков, иначе у нас весь город переболеет, народу помрет немерено, а фактор паники?
Как только начнутся первые смерти и это попадет в прессу, люди бросятся бежать вон из города, и ты просто представь масштабы бедствия, если вирус пойдет гулять по стране!
— Да уж я-то как раз отлично себе это представляю, но это же не повод заработать инсульт. — Озарянский пощупал пульс приятеля и снова надел ему тонометр. — Ну вот, уже лучше. С твоего позволения, эти формулы я заберу с собой, нужно досконально изучить. Кто еще знает о них?
— Наши эксперты в лаборатории.
— Думаю, нужно изъять их оттуда, это секретная разработка, которую нельзя вот так просто показывать всем подряд.
— Я распоряжусь. Хотя, насколько я понимаю, эта разработка теперь — секрет Полишинеля.
— Распорядись. — Озарянский поднялся. — А я тем временем свяжусь с людьми, которые занимались разработкой, и попытаюсь выяснить, откуда данные могли всплыть в широком доступе.
— Буду признателен.
Озарянский поднялся и стремительно вышел, помахав рукой на прощание, а Бережной остался лежать на диване, ощущая, как боль, с утра пульсирующая в голове, постепенно уходит. Ему очень хотелось позвонить Диане, но папка с записями Семенова лежала на столе и нужно было обязательно вникнуть в его записи, а потом позвонить и справиться о самочувствии капитана.
Зазвонил телефон — это Реутов. Видимо, что-то пошло не так.
— Андрей Михайлович, мы на квартире Долгашевского. Хозяин мертв, и очень похоже, что убил его тот же вирус, что и остальных. Я изолировал группу и вызвал специалистов из МЧС. Ноутбука в квартире не обнаружили, но он тут явно был — остался кабель, на столе след среди пыли. Похоже на то, что кто-то здесь побывал до нас, квартиру обыскивали, забрали всю электронику.
— Понятно.
Что ж, и эта ниточка оборвалась. Бережной никак не мог собрать целостную картину, и это его раздражало.
— Я вызвал наших экспертов, они будут в защитных костюмах, так что снимут отпечатки и соберут улики до приезда людей из МЧС, но есть еще плохие новости. — Реутов вздохнул. — Только что звонил Геннадий Щелканов. Пропала его секретарша, Мария Гранишевская. А ведь она вполне могла заразить напиток Горчинского, у нее была такая возможность. И я собирался допросить ее, когда эксперты подтвердили наличие вируса в напитке. А Гранишевская бросилась в бега не дожидаясь.
— Объяви ее в розыск. И возвращайся, надо поработать. И в первую очередь дактилоскопируйте труп Долгашевского, возможно, он есть в нашей базе.
Дело запутывалось еще больше, и полковник понял, что и сегодня домой он тоже не попадает.
Бережной встал и вернулся за стол, открыл папку, оставленную Семеновым. Мысль о том, что они что-то упускают, не давала ему покоя, но что именно — не мог понять. Что-то, что уже было у него в голове, но не находило выхода, и полковник знал, что нужно дать время оформиться мысли.
Только времени у него не оставалось.
Диана Викторовна торопилась. Сроки поджимали, в издательстве ждали новый текст, а у нее, как на грех, совершенно пропало вдохновение. Она начала писать несколько разных романов, но все они остались на стадии первых пяти глав, дальше дело не пошло, хоть убей. И хотя люди, о которых она писала, толпились у нее в голове, что-то говорили и требовали, она понимала: нет, не то. Хорошие люди, и ситуации интересные, но нет пока того, что отличает хороший детектив от плохого: нет остроты, нет перчинки, нет интриги, которая станет держать читателя в напряжении, а личная жизнь героев пока всего лишь их личная жизнь, а не повод для убийства. А убийство — вещь серьезная, тут обязательно нужен повод, хоть и не очевидный. Диана отлично знала, как часто бывает, что очевидные на первый взгляд вещи далеко не так очевидны, как кажется, а люди в многообразии своих психотравм, нереализованных желаний и страстей поступают иной раз иррационально. Но хуже всего то, что многие и вовсе не отдают отчета ни в своих действиях, ни в последствиях этих действий, умудряясь таким образом прожить всю жизнь.
