Хозяин дома был так изысканно любезен с тетушкой, — а может быть, так благодарен ей за отъезд, — что даже спустился к завтраку, чтобы попрощаться со своими гостями. За столом присутствовали и дамы и капеллан — не было только Уилла, оставившего, однако, для своего кузена записку, в которой он с массой грамматических ошибок объяснял, что должен был рано утром отбыть на Солсберийские скачки, но что Том, его конюх, вручит слуге мистера Уорингтона лошадь, выигранную кузеном накануне. Отсутствие мистера Уилла не помешало остальным мирно выпить чаю, и в назначенное время были поданы кареты, слуги погрузили в них многочисленные сундуки, баулы и картонки баронессы, и настала минута расставания.
Тучная баронесса и ее племянница сели в большое ландо, и на его козлах рядом с кучером водворились два лакея, вооруженные пистолетами и мушкетами на случай встречи с разбойниками. Во втором экипаже поместились горничные ее сиятельства и еще один лакей, охранявший сундуки, которые, как ни были огромны и многочисленны, все же далеко уступали обозам, сопровождающим в путешествии нынешних дам. Скромные чемоданы мистера Уорингтона были тоже помещены во вторую карету под присмотр горничных, и мистер Гамбо выразил намерение всю дорогу ехать возле ее дверцы.
Милорд, его мачеха и леди Фанни проводили свою родственницу до подножки кареты, где простились с ней после многочисленных почтительных объятий. За ней последовала леди Мария в амазонке, которая показалась Гарри Уорингтону самым прелестным нарядом в мире. Вокруг толпились слуги, призывая благословение небес на ее милость. Об отъезде баронессы было известно и в деревне, так что в аллее за воротами стояло множество поселян, которые махали шляпами и испускали приветственные крики, пока тяжелые колымаги не скрылись из вида.
Гамбо отправился за лошадьми мистера Уорингтона, а милорд, взяв своего молодого гостя под руку, начал прогуливаться с ним по двору.
— Я слышал, вы забираете из Каслвуда кое-каких наших лошадей? — заметил граф.
Гарри покраснел.
— Джентльмен не может отказаться, если другой джентльмен приглашает его сыграть в карты, — ответил он. — Я не хотел играть и, уж конечно, не стал бы играть на деньги, если бы кузен Уилл меня не заставил. А выигрывать у капеллана мне и совсем не хотелось, но он был даже настойчивее кузена.
— Знаю, знаю. Вы ни в чем не виноваты, мой милый. В чужом монастыре приходится жить по чужому уставу, и я очень рад, что вы преподали Уиллу хороший урок. Он заядлый игрок и способен проиграть последнюю рубашку — мне и всем нам много раз приходилось платить его долги. Могу ли я спросить, сколько именно вы у него выиграли?
— Около восемнадцати фунтов в первые два дня, потом векселей еще на сто двадцать фунтов и гнедую лошадь — он ее ставил против шестидесяти фунтов. Значит, всего около двухсот. Но видите ли, кузен, это была честная игра, и я очень не хотел играть. Уилл играет хуже меня, милорд, право же так. Куда хуже!
— Хотя и лучше очень и очень многих, — отозвался милорд. — Если не ошибаюсь, вы сказали, что выиграли и его гнедого?
— Да. Его гнедого коня — Принца Уильяма, сына Конституции. Не думаете же вы, милорд, что я поставил бы шестьдесят фунтов против его каурой?
— Право, не знаю. Я видел, как Уилл уезжал сегодня утром, но не обратил внимания, какая была под ним лошадь. А у его преподобия вы выиграли вороную кобылу?
— Он поставил ее против четырнадцати фунтов. Она отлично подойдет Гамбо. Но почему этот негодяй мешкает?
Мысли Гарри устремлялись вслед пленительной Марии. Он торопил минуту, когда будет скакать с ней рядом.
— В Танбридже, кузен Гарри, берегитесь игроков поискусней Уилла и капеллана. На водах собирается самое странное общество.
— Мы, виргинцы, рано приучаемся быть начеку, милорд, — ответил Гарри, многозначительно кивнув.
— Да, я вижу. Поручаю сестру твоим заботам, Гарри. Хотя летами она уже не дитя, но наивна, как малый ребенок. Ты приглядишь, чтобы с ней не случилось ничего дурного?
— Я буду оберегать ее хотя бы ценой своей жизни, милорд! — воскликнул Гарри.
