И не верьте, что в Америке ничего с работы не воруют и не берут взяток. Наивность. Делают все за что сразу не сажают в тюрьму. Тюрьму тут бояться и не уважают, в отличии от нас.
***
Облом с трудоустройством это очень отрезвляющий экспириенс. Значит и не такой уж я и гениальный. И видимо придётся как всем — драить толчки долгими бессонными ночами. С плеером и под «Машину Времени». Всего две кассеты случайно на бегу прихватил с родины — Макаревича и Таню Буланову. Не судите и не судимы будете.
Правда в конце-концов моя английская спецшкола и неоконченный иняз, помогли таки совершить головокружительную карьеру в Новом Свете.
Я сделался бригадиром команды по уборке магазинов. Когда босс получает новый магазин, он сперва гонит туда меня — обучать новую команду полотёров, и пиарить её перед манагерами магазина. Тут тоже нужен язык. Не обязательно чтобы английский, важно чтоб юркий и влажный. Всё как везде.
Бьянку я сразу перетащил сюда. На «свой» магазин. Сказал боссу — лучше неё никто не справится. Переведут на другой — поедем вместе.
Не объяснять же, что так удобнее и дешевле ездить. Одной машиной. Вот. Так и живём. Вся моя американская карьера и личная жизнь. Ночная в основном жизнь. Скрытная.
Я скрывался от властей до первой «командировки», бегал от них перед второй, притариваюсь и сейчас. Вошло в привычку. Феликс Эдмундович вроде как лет тридцать от властей гасился — а чем закончил? То-то! Кто же его теперь–то посадит, он же — Памятник!
Вот сейчас взять — стоим в очереди на шмон. Я- то привычный к этому, а вот приехавшие на заработки, бывшие советские врачи и инженеры — первое время сильно возмущаются. «Унизительно», мол. А толчки драить это как? Почётно? Как попавшая в плен пехота, мы расплачиваемся за проигрыш державы в холодной войне.
Секьюрити Офисэр описывает: во что мы одеты, и что лежит у нас в карманах. Утром будет сравнивать в надежде, что мы спиздим носки или футболку. Тогда он нас поймает и покажет своим боссам, что не зря отъедает здесь задницу.
Наивный гном. Мы не мехиканы, которые пиздят все, что блестит. Мы представители мёртвого варшавского блока. Того самого блока, что держал их в страхе несколько десятилетий. Русские идут, мать вашу!
Наших на восточном побережье пруд-пруди. Но здесь и грузин и молдаван, и хохол, и поляк, и монгол, и серб, и чех — братья. Плевать какая дома политика, здесь мы все — рюски. По рюски говорят почти все, даже монголы. Единственное, что прижилось и интернационализировалось это польское слово «курва», остальное на языке Пушкина и Достоевского.
Я вырос в стране без национальностей, как в Америке сейчас, хотя тут со цветом кожи сильные непонятки. Вот во всех анкетах не наша пятая графа, а еще похлеще «цвет кожи». К чему это? Сбой плавильного котла? Вот в тех штатах на юге, где раньше на импортированных рабах все держалось, сейчас тюрем больше чем бензоколонок. Зыки убирают мусор, кладут асфальт, валят лес. Девяносто процентов зэков на юге — потомки тех, кто въехал в Америку в виде багажа. Смуглые на подбор.
К говорящим на русском и английском в нелегальной среде существует мистическое уважение, как к посвящённым волхвам. Гарантированный заработок в твёрдой валюте. И мексы стараются сюда к нам не лезть. У нас интеллектуальное превосходство, мы ракеты запускали, до того как на унитазы переключились. Мексы тусуются вдоль западных границ и на югах. Хотя расползаются потихоньку. Осваивают новые земли. Так что, думаю, если крепко возьмусь за испанский прямо сейчас — и на старости лет голодным сидеть не буду.
Наши никогда не воруют в магазинах в которых работают — зачем? Неужели трудно за всю ночь перекинуть ценник с десятидолларового набора китайских ножей на ста пятидесятидолларовую цифровую фотокамеру?
Приходи потом днём и покупай в автоматической кассе, как белый человек. Сканируй себе мёрчандайз. Вам ещё приятного дня пожелают на прощание. Даже если заметят — придёт вежливый манагер, скажет «Ну извиняйте, наша ошибка — ваша удача, разница теперь за счёт заведения!» Главное не втягиваться сильно — может войти в опасную для здоровья привычку. Например, как Эдик Селезнев — купит мешок опилок за доллар, а сам его дорогущими инструментами нафарширует. Потом в другом магазине той же сети сдаст за деньги. Однако примелькался — ходит теперь с электронным браслетом на ноге, как редкая человекообразная обезьяна, охраняемая государством.
