Хотя лет за пять пару раз на хрен точно пошлю любую, любя эдак, без зла. Но если у нас чувство взаимное будет это не страшно. И плевать американка она или эфиопка, пусть хоть румынка, женюсь!
— А шарахаться от каждого полицейского не надоело тебе?
— Чего мне шарахаться — у меня права американские, штат Висконсин, правда, ну, да и хрен с ним. И ты поезжай в Мэдисон. Там одни негры работают в Бюро Автотранспорта.
Негры они с юмором. На мою визу годичную посмотрели-повертели и влупили мне права на пять лет. А ещё спросили — не больной ли я случайно на голову, а я им «нет, что вы!» — вот и вся сертификация. А какой интересно псих понимает что он прибабахнутый?
Эту страну погубит хип-хап, как говорил Энди Таккер. И тебе права сделают. Им главное, чтоб ты правила движения хорошо знала. Они может про Румынию и не слыхали никогда. Хотя и не много потеряли.
А с правами полиции до тебя дела нет. Единственная служба, которую волнует твоя нелегальность — Бюро Иммиграции и Натурализации, толком не имеет своей силовой структуры. Чтобы угодить им в руки, надо очень уж постараться.
А насчёт шарахаться от ментов — это, нормальный, здоровый инстинкт, вы идиоты, думаете с документом не надо от ментов шарахаться? Всегда надо от ментов шарахаться! Хороший мент — это мёртвый мент!
Итак, внимание, вопрос — на хрена жениться? Где логика?
— Не знаю, устала от всего этого. Поищу какого-нибудь штук за пять.
— Дело твоё. Штук за пять лучше джип Рэнглер возьми. Сколько ещё будешь на этом Бьюике тарахтеть? Ждёшь, когда дно совсем на хайвэе отвалится?
***
Остаток дороги мы молчим. А я все возвращаюсь мыслями к Христу на Голгофе. Губы от боли кусал, но молчал. Мужик. Не то что я…
Дома настроил радио на христианскую волну — там какой-то евангелист свидетельствует: « А я тут задаю нашему собеседнику вопрос —
«А готовы ли вы сейчас прямо встретится с Господом?
Представите — все долой, все кончилось — и вот вы через секунду перед Создателем! Готовы ли вы к этой встрече? Есть ли что Ему сказать? А ему есть ли чем вас оправдать?»
Выключаю. Пурга. Полная пурга. А может и не пурга? Надо все ж-таки в церковь пойти. Может и полегчает… Непременно наведаюсь.
ГЛАВА 2
«РАФ»
— Прядильныйга бормокчимисан, гяаандон?
Отрядный сурово смотрит на меня и вытирает руку о штаны. Тяжёлая рука у отрядного. Он только что разбил мне нос, и в носу такое странное ощущение, будто я долго плавал под водой и вдохнул её таки под конец. Не больно, а некомфортно эдак, скажем…
— Баходир-ака, я не хочу в прядильный, я совсем не умею прясть.
— Пачему тагда не идешь пляц фляк махать? Адин рас год — мустакилик куни — трудна полчаса фляк махать?
— Баходир-акаджон, вы поймите — участие в мероприятиях по случаю дня независимости республики Стан — это ДОБРОВОЛЬНОЕ дело каждого осуждённого. Я не хочу махать флагом на плацу по поводу этого знаменательного события. Хотя конечно в целом одобряю, как и падение берлинской стены.
— Твоя берлин-мерлин я мамина мама ибаль! Кутокка не хочешь-сан, ман саньга очькога шуни фляк пристроить киламан, ссука. Бор екаль, патеряйся нахер, кутакбаш.
На столе у отрядного резко звонит телефон. Отрядный продолжает изрыгать проклятия и не обращает на телефон никакого внимания. Телефон звонит все громче и громче, и наконец, его звук становится таким невыносимо громким, что мне кажется, звенит с вибрирующим грохотом вся вселенная.
Я встряхиваю головой, чтобы грохот звонка не разорвал мне перепонки, открываю глаза и первое, что вижу это серую Нокию, подскакивающую на вибраторе-эпилептике прямо перед моим носом.
Тяну руку — но уже поздно, звонивший явно удовлетворён тем, что разбудил меня в мокром испуганном поту, он тут же перестаёт звонить.
Пока открываются глаза, чешу под резинкой трусов. Идиотская привычка, но никак не могу взять это под контроль. Прошло уже больше пяти лет, а такие сны все ещё посещают меня. Явственно оказываюсь в зоне, в арестантской робе с биркой на груди, и с вечным холодным страхом предвкушения беды.
Какое же счастье проснуться на свободе, в нормальных, а не «хозяйских» трусах, этого кайфа не передать моими куцыми словами.
