— Эх, Петр Васильевич! — всплеснул руками Сиверс. — Объясню! Во-первых, история происхождения человечества, мягко говоря, противоречит традиционному направлению основных религий. Недаром мы исследуем мысли, которые высказывает госпожа Блаватская и граф Толстой — они в чем-то перекликаются с тем, что нам известно об изложенном в книгах: ведь информация все-таки просачивается. Во-вторых, есть предположение, что истинный предатель Христа был проклят влачить вечное существование, но не среди людей. Однако этой сущности иногда удается проникнуть сюда, и творит она, что пожелает, пока не засовывают ее обратно, откуда пришла. Посредником в открытии портала для отправки сущности обратно выступают те же хранители истины. Они никогда не знают, в чьем теле на сей раз находится проклятый предатель, но как-то, нам неведомо как, они способствуют открытию портала. На наших сеансах мы пытались вызвать эту сущность. Но пока нам не удавалось. А теперь — самое главное. Одним из хранителей истины был князь Гагарин. У него не было наследников, и он хотел выбрать заранее того, кому передаст фолиант на хранение. Нас с графом Бергом он посвятил в свои планы. Князь проделал некоторые изыскания. Чем он руководствовался и что обнаружил — нам неведомо. Но в его списке значились не только наши с Леопольдом Вольдемаровичем фамилии, но и фамилия герцогини, ваша фамилия, Герман Игнатьевич, и фамилия вашего друга — Каперс-Чуховского. Ваша невеста и господин Бобрыкин очутились здесь случайно, однако, с согласия князя Гагарина, мы не стали препятствовать такому развитию событий.
В комнате установилось молчание, которое вскорости прервал постучавший в дверь полицейский.
— Петр Васильевич! — раздался громкий голос из коридора. — Фолиант нашелся!
Курекин вскочил и немедленно распахнул дверь.
— Где?
— В лифте, Петр Васильевич! На кухне! Вот уж не ожидали. Вообще его не видели. А когда заметили, заглянули так — от безысходности. А книжища там и лежит, прямо на подносе!
Заметив движение за своей спиной, Курекин повернулся и сурово произнес:
— Нет уж. Со мной не ходите, господа. Оставайтесь здесь!
Вскоре следователь снова объявился в спиритической комнате и попросил созвать туда остальных гостей.
— Итак, господа, книгу, как мы полагаем, отправили из этой комнаты на лифте, вниз на кухню. Видимо, думали, так ее не обнаружат, что не лишено смысла. В этой комнате лифт замаскирован, как и сейф. Если бы кто-то отсюда заказал еду из кухни, мы бы услышали грохот и нашли бы лифт. Дверца цвета драпировки стен, ручка выдвигается путем нажатия на специальную кнопку. А вот на кухне лифт виден, хоть наши ребята и признали его за обычный кухонный шкаф. Но залезть-то туда, свято дело! Книгу кладем в сейф, Леопольд Вольдемарович, и опечатываем его. То есть, вы его запрете, а мы еще поверх опечатаем до завершения следствия. Господа! Нынче уж поздно. Вас тут всех обещали разместить — комнат хватит. Некоторым, правда, придется устраиваться на диване, но тут уж простите. Завтра продолжим! Оставляю охрану. Никого не впускаем, никого не выпускаем.
***
Ночью всем спалось плохо. В конце концов, едва забрезжил рассвет, на кухне столкнулись Герман Игнатьевич и Ольга Михайловна. Оба решили взять еды, чтобы утихомирить нервы — все равно сон не шел.
— Оля, давайте уж вместе пировать, — предложил Герман.
— А вы мне расскажете, про что говорили с Бергом и Сиверсом? — кокетливо спросила Ольга Михайловна, даже покраснев от ласково сказанного Германом «Оля».
— Эх! Расскажу. Вы же мне невеста, будущая жена. Надо доверять друг другу.
На том они и порешили. Вместе поставили еду на поднос в лифте и отправили наверх, в спиритическую комнату. Возле нее крепко спал полицейский, двери были приоткрыты. Герман и Оля тихонько прошли внутрь, достали из лифта поднос и уселись за стол. В столовой громко храпел Бобрыкин — беспокоить его не стали, решив, что посидеть можно и здесь. У Германа Игнатьевича в памяти вновь всплыл вчерашний вечер.
— Все думаю, Ольга Михайловна, кто ж убил несчастного князя Гагарина…
Договорить он не успел. Ольга начала теребить его за рукав и требовать рассказа о тайной беседе, что случилась накануне. Герман Игнатьевич постарался, как мог внятно, пересказать странный разговор.
