Но здесь, среди аттракционов, можно подержать в руке молнию на электрической машине по прозвищу «ВЗЯЛСЯ – ДЕРЖИСЬ!», разводя в стороны хромированные рукоятки, а в ладони впиваются осиные жала электричества, потрескивают, прошивают дрожащие пальцы. Бьешь по мешку и видишь, сколько сотен фунтов силы у тебя в плече, чтобы врезать по миру, если понадобится. Стисни руку робота и в борьбе с ним выплесни свою ярость, чтобы загорелись лампочки на пронумерованной шкале, где в доказательство твоего превосходящего насилия на самой верхушке вспыхивает фейерверк.
Среди игральных автоматов делаешь то и это, а происходит так и этак. Уходишь, умиротворенный, как из доселе неведомой церкви.
А теперь? Что же теперь?
Ведьма шевелится, но безмолвно, и, наверное, вскоре умрет в своем хрустальном гробу. Он посмотрел на мистера Блека, который бубнил что-то себе под нос, презирая все миры, даже свой собственный. Однажды утонченные механизмы заржавеют из-за нехватки любви и заботы, «Копы из Кистона» навечно увязнут в озере, и ни туда ни сюда, паровоз вот-вот их стукнет, зацепит; братья Райт так и не смогут оторвать от земли свою парящую машину…
– Том, – сказал Дуглас, – надо посидеть в библиотеке и пораскинуть мозгами.
Они зашагали по улице, передавая из рук в руки ненадписанную белую карту.
* * *
Они сидели в библиотеке при зеленом свете абажуров, потом, хмурые, сидели снаружи на каменном изваянии льва, свесив ноги с его спины.
– Старикашка Блек вечно на нее орет, грозится убить.
– Нельзя убить то, что никогда и не жило, Дуг.
– Он обращается с ведьмой, словно она живая или жила когда-то. Вопит на нее, может, она сдалась. Или, может, вовсе не собирается сдаваться, а пытается тайно предупредить нас, что ей угрожает опасность. Может, чернила невидимые. Лимонный сок. Тут сообщение, она не хотела, чтобы мистер Блек увидел, если бы взглянул, когда мы на аттракционах. Стой-ка! У меня есть спички.
– С какой стати ей нам писать, Дуг?
– Подержи-ка карту. Так! – Дуглас чиркнул спичкой и провел под картой.
– Ай! Слова же не на моих пальцах, Дуг, убери спичку.
– Вот! – вскричал Дуглас.
И действительно, на фоне огня проступали темные, едва различимые каракули, витиеватые буквы… слово, другое, третье…
– Карта горит!
Том вскричал и выронил ее.
– Топни по ней!
Но пока они вскочили, чтобы потопать по каменному хребту древнего льва, карта превратилась в черную шелуху.
– Дуг! Теперь мы ни за что не узнаем, что там было!
Дуглас держал на ладони теплые чешуйки пепла.
– Нет, я видел слова, я их запомнил.
Пепел шелестел в его пальцах.
– Помнишь комедию с Чарли Чейзом, что мы смотрели прошлой весной, где тонул француз и все верещал по-французски: «Secours, Secours!» А Чарли Чейз не мог понять. И кто-то подсказал ему, что это значит, и тот бросился в воду и спас человека. Я собственными глазами видел на карте «Secours!». Спасите!
– С какой стати ей писать по-французски?
– Чтобы мистер Блек не понял, умник!
– Дуг, когда ты подпалил карту, показался старый водяной знак…
Том увидел выражение на лице Дугласа и запнулся.
– Ладно, ладно, только не бесись. В общем, там было написано то ли «Спалите!», то ли «Спасите!». Ну, или что-нибудь в этом роде. А другие слова?
– Там было написано «Мадам Таро», Том. Теперь я понял. Мадам Таро жила давным-давно. Предсказательница будущего. Я видел ее портрет в энциклопедии. К ней съезжались со всей Европы. Ну, как ты еще не догадался, Том. Пошевели мозгами!
Том прижался спиной ко льву, глядя вдоль улицы, где проблескивали огни аттракционов.
– Всамделишная миссис Таро?
– А какая же еще! В стеклянной витрине, под красными-синими шелками и оплывшим воском! Может, кто-то когда-то ей позавидовал или возненавидел ее, и облил воском, и заточил навечно, и она попадала из рук одного злодея в руки другого, пока не оказалась у нас, в Гринтауне, штат Иллинойс, работая за одноцентовики с головой индейца вместо коронованных голов Европы!
– Мистер Блек злодей?
– Зовут Блек, рубаха, штаны, галстук – все под стать, черное. Киношные злодеи тоже ведь в черное одеты?
– Почему же она не кричала в прошлом году, в позапрошлом?
