– Все мои беды не от неповоротливости, а оттого, что вы находитесь в пределах одной мили от меня всякий раз, когда я роняю кастрюлю с бобами или попадаю пальцем в розетку и меня дергает током.
– Дорогуша, в городке таких размеров все находятся в пределах одной мили от кого-то другого в то или иное время суток.
– Так вы признаете, что были неподалеку?
– Я признаю, что родилась здесь, но я ничем не поступилась бы, только бы родиться в Кеноше или Сионе. Эльмира, сходите к своему дантисту, пусть он сделает что-нибудь с вашим змеиным языком.
– О-о! – воскликнула Эльмира. – О-о! О-о! О-о!
– Ну, это уже ни в какие ворота не лезет! Колдовство меня не интересовало, но теперь я возьмусь за это дело всерьез. Послушайте, сейчас вы стали невидимы! Пока вы тут торчали, я навела на вас порчу. Теперь вы исчезли из виду!
– Ничего подобного!
– Конечно, – призналась ведьма. – Я никогда вас в упор не видела, дамочка.
Эльмира достала карманное зеркальце.
– Вот же я!
Она присмотрелась и ахнула. Она занесла руку вверх, словно собиралась настраивать арфу и щипнула струну. Она подняла ее на всеобщее обозрение. Вот она, Улика № 1.
– У меня никогда не было седых волос вплоть до этой самой секунды!
Ведьма очаровательно улыбнулась.
– Поместите этот волос в банку с водой, и наутро он превратится в земляного червя. Ах, Эльмира, взгляните же на себя, наконец! Все эти годы вы только и делаете, что вините других за свою косолапость и неуклюжие повадки! Шекспира читали? Так вот у него есть ремарки «ШУМ и ГАМ». Так вот это про вас, Эльмира. Шум и гам! А теперь марш домой, а не то я пересчитаю все шишки у вас на голове и предскажу газы на ночь. Кыш!
Она помахала руками в воздухе, словно Эльмира превратилась в облако всякой всячины.
– Боже, сколько же мух расплодилось этим летом! – сказала она.
Она зашла в дом и заперла дверь на крючок.
– Черта подведена, миссис Гудуотер, – сказала Эльмира, скрещивая руки на груди. – Даю вам последний шанс. Снимите свою кандидатуру в Ложе «Жимолость», или будете иметь дело со мной. Завтра, когда я выдвину свою кандидатуру и отберу у вас эту должность в честном бою, со мною будет Том. Хороший, невинный мальчик. Невинность и добрая воля возьмут верх.
– На вашем месте я бы не стал рассчитывать на мою невинность, миссис Браун, – сказал мальчик. – Моя мама говорит…
– Замолчи, Том! От добра добра не ищут! Ты будешь стоять по мою правую руку, мальчик!
– Да, мэм, – сказал Том.
– Мне бы только, – сказала Эльмира, – пережить эту ночь, пока эта дамочка будет лепить мои восковые фигурки и вонзать им в сердце и душу ржавые иглы. Если завтра в моей постели ты найдешь большую сморщенную иссохшую смокву, то будешь знать, кто сорвал плод в винограднике. И пусть миссис Гудуотер президентствует, пока ей не стукнет сто девяносто пять лет.
– Ну почему же, дамочка, – возразила миссис Гудуотер. – Мне сейчас триста пять. В старые добрые времена про меня говорили ОНА.
И она ткнула пальцами в сторону улицы.
– Абракадабра! Абракадабра! Зззз-ЗАМ!!! Ну, как, нравится?
Эльмиру как ветром сдуло с веранды.
– Завтра! – закричала она.
– Пока, пока, дамочка! – сказала миссис Гудуотер.
Том шагал вслед за Эльмирой, пожимая плечами и сметая с тротуара муравьев.
Перебегая подъездную дорожку, Эльмира истошно завопила.
– Миссис Браун! – вскрикнул Том.
Автомобиль, выезжавший задним ходом из гаража, переехал большой палец на ноге Эльмиры.
* * *
Посреди ночи у Эльмиры Браун разболелась ступня. Она встала и спустилась в кухню поесть холодной курятины и составить аккуратный и до боли исчерпывающий список всякой всячины. Во-первых, прошлогодние болезни. Три простуды, четыре легких несварения, одно вздутие живота, артрит, люмбаго, как ей показалось, подагра, тяжелый бронхиальный кашель, астма в начальной стадии, пятна на руках и в придачу абсцесс полукружного канала, из-за которого она шаталась, как пьяная мошка, ломота в пояснице, головная боль и тошнота. Лекарства ей обошлись в девяносто восемь долларов семьдесят восемь центов.
Во-вторых, вещи, разбитые в доме за последние двенадцать месяцев: две лампы, шесть ваз, десять тарелок, одна супница, два окна, один стул, одна диванная подушка, шесть стаканов и хрустальная призма от люстры. Всего убытку: двенадцать долларов десять центов.
