— А ты этим штырем уже пользовался когда-нибудь? — поинтересовался принц.
— Случалось взобраться на пару-тройку пиков, да и вообще было времечко, когда чуть не каждый день доводилось прибегать к помощи этой штуки, — признался Вассант. — Ерунда, плевое дело.
На самом деле на «пару-тройку пиков» герцог совершил восхождение в раннем детстве, сидя в заплечном мешке у пастуха леггорнов, которому его препоручил папаша, а штырем по большей части пользовался в школе в качестве пресса для бумаг, но сейчас он не видел причин, зачем бы ему понапрасну волновать принца Аматуса. Герцог искренне полагал, что дело действительно, как он выразился, плевое.
К изумлению Аматуса и облегчению Вассанта, штырь бесшумно взлетел на крышу, зацепился, а веревка повисла совсем рядом с балконом Каллиопы. В доме было тихо, и если штырь и издал какой-то шум, услышать его могли только на чердаке. На миг Аматус задумался: то ли чердак необитаем, то ли вправду штырь приземлился там совершенно беззвучно.
Но тут друзья заспорили: герцог настаивал на том, что первым по веревке должен взбираться он, так как обязан удостовериться, что принцу не грозит никакая опасность (на самом деле гораздо сильнее Вассант хотел удостовериться в том, что со штырем и веревкой все в порядке, прежде чем этой конструкцией воспользуется наследник престола). Принц, считая себя героем сказки, а также понимая, что грозящая ему опасность зовется всего лишь Каллиопой, настаивал, что первым должен непременно лезть он. В конце концов, решив не унижать принца, герцог сдался.
Аматус полез вверх по веревке ловко, как обезьяна, если только вы в состоянии представить себе обезьяну с одной рукой и двумя ногами, одна из которых представляет собой ступню, существующую отдельно от тела. Скоро он уже перелез через перила балкона и махнул Вассанту рукой, дав знак следовать за ним.
Но стоило герцогу ухватиться за веревку, как штырь сорвался с крыши и упал на землю. Веревка легла к ногам герцога аккуратными кольцами, а штырь вонзился в центр круга. Дело в том, что герцог и понятия не имел о том, что для повторной попытки нужно было трижды перебросить веревку через штырь. И как только принц отпустил веревку, штырь послушно вернулся к хозяину.
Аматус про это знал еще меньше герцога и рассердился настолько же сильно, насколько герцог обалдел. Но поскольку принц решил не шуметь, он был вынужден выразить свой гнев исключительно бурной жестикуляцией. Но и это не возымело особого эффекта, так как герцог от смущения потупил взор и пантомимы принца не видел.
Адресовав затылку герцога еще несколько возмущенных жестов, Аматус понял, что ничего этим не добьется, и стал решать другую проблему: как проникнуть в спальню Каллиопы. Дверь в комнату с балкона была закрыта, но, судя по всему, не на замок — ибо какая нужда запираться на замок в комнате, находящейся на третьем этаже? Аматус разглядел всего лишь небольшую задвижку.
Лезвие его меча не было достаточно тонким для того, чтобы приподнять задвижку, но Аматус додумался проковырять в двери дырочку, затем просунул в нее острие кинжала. И им приподнял задвижку. Все время, пока он возился с задвижкой, он ждал, что Каллиопа вскрикнет или его заметит кто-нибудь из слуг, но все было тихо. Принц оглянулся, увидел, что Вассант смотрит на него, погрозил герцогу кулаком, убедился, что тот зарделся от стыда, и тут же устыдился сам. Он ведь знал, что скоро простит друга за оплошность.
Наконец Аматусу удалось проковырять в двери солидную дырку, он просунул в нее кинжал и поддел им задвижку. Распахнув дверь, он вошел в спальню Каллиопы.
Каллиопа лежала на кровати. Вид у нее был такой, что в первое мгновение принцу показалось, что она мертва. Он шагнул к постели. Пахнуло свежераскопанной могилой, но, на счастье, порыв ветерка шевельнул занавеси, и солнечный свет омыл лицо девушки. Она была необычайно бледна, и по тому, как она осунулась, принц понял, что она больна чумой с самого первого дня эпидемии. Он понял и то, почему Каллиопа не появлялась на людях. Она лежала здесь до тех пор, пока у нее не осталось сил позвать на помощь, а потом ей стало еще хуже. Принц мысленно выругал слуг Каллиопы.