— Можешь опустить меня, — прошептал Аматус. — Думаю, я смогу идти.
— Уверен? — заботливо прогремел утробный бас Кособокого. Такой тревоги в его голосе принц прежде никогда не слышал.
— Давай проверим.
Встав на ноги, Аматус ощутил обычную усталость, которая была вполне закономерна после утренней муштры.
— Давай попробуем еще пострелять из мушкетов. Если получится, мне бы хотелось еще заняться рукопашным боем и поработать куотерстафом. Не пойму, как это произошло, но такое ощущение, будто болезнь быстро меня покинула.
— Хотелось бы верить, — пробурчал Кособокий. — Но давай так договоримся: если опять почувствуешь себя скверно, отправишься домой поперек седла. Я не собираюсь подвергать опасности твою жизнь и здоровье только из-за того, что ты такой упрямый гордец.
— Договорились. Я тоже рисковать не стану. Но честное слово, сейчас я себя чувствую хорошо.
Примерно через час усталый, измученный Аматус убедился в том, что к нему вернулись былые навыки прицеливания и стрельбы из мушкета. Затем они с Кособоким провели три поединка на куотерстафах на заледенелой лужайке. Аматус не победил, но все-таки закончил бои с убеждением, что заставил Кособокого немного попотеть.
По пути в замок, на последнем витке дороги перед подъемом на замковый холм, они наткнулись на нескольких крестьян. Те сидели у обочины и терпеливо дожидались принца. Аматус взглянул на Кособокого и по его глазам понял, что тот бы посоветовал проехать мимо. По Аматус понимал, что он — принц, и поэтому он спешился и подошел к крестьянам. Кособокий тоже слез с лошади и последовал за ним.
— Умоляем вас, ваше высочество, — проговорил один из крестьян. — Если можете… то есть… — Он растерялся. — Я бы не решился просить… но моей жене стало хуже, и она уже не выносит солнечного света…
— У вас всех, похоже, захворали родственники? — спросил Аматус. — И на всех напала та самая хворь, которую я уже видел нынче утром?
Все крестьяне молча кивнули.
— Что ж… — вздохнул Аматус, вспоминая о том, как тяжело ему было после первого исцеления. Кособокий глубокомысленно произнес:
— Если здесь с десяток больных, то всего их не меньше тысячи… стало быть, в городе уже есть мертвые. Не сможешь же ты всех вылечить.
— Сделаю, что смогу, — отвечал Аматус. — Хотя боюсь, ты прав. Думаю, теперь мы знаем, что означал тот жуткий вопль во дворце, но не понимаю, чем мы навлекли на себя такую напасть.
Он обернулся к сбившимся в кучку и трепещущим крестьянам и заметил, что горевшая в их глазах надежда гаснет. Видимо, они не подумали о том, о чем только что сказал Кособокий, и теперь решили, что зря обратились к принцу за помощью. Принц заставил себя печально улыбнуться.
— Получается… девять больных? Я помогу вам, но вам придется изготовить носилки и после каждого исцеления переносить меня на них к следующему больному, потому что после исцелений я слабею. — Затем Аматус посмотрел на Кособокого и сказал:
— Поезжай в замок и приведи в город солдат, чтобы они отвезли меня домой, как только я закончу работу. Не волнуйся, эти добрые люди не причинят мне зла.
Кособокому, несмотря на то, как изуродовано и неуклюже было его тело, удалось отвесить принцу такой поклон, что Аматус понял: начальник стражи исполнит его повеление. Принц ответил ему, как подобает, жестом благородным и достойным, но все же у него осталось ощущение, что Кособокий хотел бы возразить. Но все же он взлетел в седло и пустил своего коня к замку быстрым галопом.
Все оказалось куда хуже, чем представлял себе Аматус. Он попросил, чтобы его переносили к следующему больному сразу же после того, как он коснется предыдущего. Он не забыл о том, что в первый раз после исцеления на какое-то время лишился чувств. Теперь же всякий раз после того, как он касался лба очередного больного, он испытывал те же ощущения, что в первый раз: удар и жжение в руке, а потом тошноту, тяжесть в сердце и головокружение. Потом он терял сознание, а потом целый час приходил в себя и начинал соображать, что происходит, только после того, как его кто-то грубо тряс за плечо. Аматус открывал глаза и видел перед собой глаза мужчины, женщины или ребенка, их умиротворенные лица. Больные выздоравливали и мирно засыпали, а их болезнь пронзала тело Аматуса, и он снова погружался в темные кровавые сны и снова пробуждался, когда его грубо будили, с пересохшими губами и таким чувством, словно его только что вытошнило.
