– Я вернусь.
– А как же твой новенький Гумпендорф?
– Позже. Я вернусь позже.
– Я вижу, ты сжигаешь за собой все мосты. Хочешь скрыть деньги. Может, ты и свое имя решила сменить?
– А почему бы и нет?!
– Ну вот, я был прав. Ты хуже чем сумасшедшая. Ведешь себя как героиня какой-нибудь сказки.
– Теперь ты понимаешь, Жорж, зачем мне нужно тайком пользоваться твоим банковским счетом?
– Теперь понимаю.
– Хорошо бы еще завести кредитную карточку на твой счет. Это возможно, Жорж?
Он помолчал. Отпил вино из бокала. Посмотрел на нее. И сказал:
– А разве нельзя просто объединить наши счета?
– Нет, иначе там будет фигурировать моя фамилия.
– Тебе нужна только моя доверенность?
– Да.
На следующий день они вместе отправились в Оссер, в отделение банка, где у Жоржа Роленже был счет. По субботам банк был открыт до шестнадцати часов. Заполнив и подписав все бумаги, Жорж поехал за продуктами, а она зашла в бюро путешествий, тут же, неподалеку от банка. Ей всегда хотелось пожить в Нью-Йорке, в маленькой студии. Но молодой человек за стойкой объяснил ей то, чего она не знала: европейцы больше не могут свободно посещать Соединенные Штаты. Авиакомпании всех стран Европейского сообщества услужливо поставляют в Вашингтон всю информацию о своих пассажирах.
Анна встретилась с Жоржем на Оссерской площади, чтобы вместе пообедать.
Он был очень мрачен. Хотя снова сидел за столом рядом с ней.
– Не успела ты появиться в моей жизни, как снова исчезаешь!
Она пожала плечами. Повторила ему то, что узнала от служащего турбюро.
Отныне человеку, решившему остаться в тени, уже недостаточно было одного этого желания.
Ради смеха они с Жоржем начали составлять список стран, где власти могли уследить за всеми перемещениями людей.
В первую очередь, не следовало иметь дела с американскими компаниями и со всеми другими, что были с ними связаны, в силу того, что парень из турбюро назвал «Passanger Name Record».
Кроме того, Жорж прочел в одном глянцевом журнале, что теперь есть служба, которая фиксирует местонахождение людей, звонящих по мобильнику.
– Значит, и мобильник исключается, – констатировал он.
– И e-mail тоже. С компьютером придется расстаться.
– И с самолетами вне шенгенской зоны, где евро не в ходу.
– И с голубой карточкой, – добавила она.
– Следовательно, тебе нужно искать что-нибудь в районе Средиземноморья или в Азии, – заключил Жорж.
Они вернулись в банк и аннулировали заявление о кредитной карточке. Ей достаточно было иметь при себе аккредитив: в него вписывалось лишь то, что желал указать сам владелец. Заодно она купила еще несколько дорожных чеков.
* * *
Вернувшись из Оссера, она позвонила в Вильнёв-сюр-Йонн, в фирму, занимавшуюся ремонтно-малярными работами. Подрядчик сказал:
– Если хотите, я могу приехать завтра.
– Но ведь завтра воскресенье.
– У меня сейчас нет работы. В январе у нас всегда простои. После праздников у людей не остается денег на ремонт.
– Люди ждут весны.
– Как маляры, – ответил он.
– Как цветы, – сказала она.
С двадцатого января ее решимость начала давать сбои. Потратив столько сил и времени на все это бесплодное тайное устройство своих дел, на подготовку своего бегства в пустоту, она чувствовала теперь, как ее захлестывает нарастающая волна отчаяния. Трудно расставаться с тем, что было таким любимым. Но еще труднее расставаться с самим собой или с представлениями о себе. За несколько дней, проведенных в Тейи, Жорж слегка воспрянул духом. Он все твердил ей, что еще не поздно остановить затеянное. Анне Хидден вдруг стало ясно, что жизнь, которую она вела в Париже, пусть даже и во лжи, была все-таки не так уж плоха. Да и условия этой жизни тоже изменились. Теперь она почти не виделась с Томасом. Она могла получить свой приют, свой Гумпендорф, как только пожелает, отремонтированным, свежеокрашенным. И она правильно поступила, отказавшись от работы в VIII округе. А вдруг та жизнь, которую она надеялась обрести где-то в другом месте, окажется не такой уж насыщенной? Или не будет способствовать ее творчеству? Вдруг полное одиночество, на которое она так уповала, в действительности не такой уж рай для души?
