И пускай, как и все мы, командир инженерного батальона наблюдал за этими манипуляциями со стороны, однако лоб его покрылся испариной. Не задумываясь, подполковник вытирал его рукавом мундира.
— А теперь, — сказал мне генерал Радонежский, — с богом тронемся в путь.
Теперь мы двигались по Таврии караваном из нескольких повозок. Темп движению задавала самая большая, в которой везли «Святогора». Собственно, она была головной. На козлах, рядом с кучером сидела Зарина. Она то и дело ныряла внутрь контейнера. Проверяла, как там ее детище. Девушка сменила платье на те самые зеленые галифе, о которых пренебрежительно отзывался Негодяев, легкую рубашку и куртку.
Следом катила пара повозок со снаряжением инженерного батальона и нашими припасами и фуражом для лошадей и быков.
Коней нам выделили в Джанкое. Начальник тамошнего гарнизона настаивал на том, чтобы генерал вместе со всеми нами погостил у него хотя бы пару дней. Однако Радонежский наотрез отказался.
— Нам надо быть в Симферополе как можно скорее, — ответил он начальнику гарнизона. — Время — не терпит. Джанкойский гарнизон стоит последним в моей инспекции. У вас будет время подготовиться к ней.
Утром следующего дня мы покинули Джанкой.
Ехали медленно. Колонной шагали солдаты Кестнера. Их гимнастерки быстро покрылись желтоватой пылью. Палящей жары еще не было — время для инспекционной поездки выбрано самое лучшее. Хотя в Черном море искупаться вряд ли получится — в апреле оно еще холодновато.
Офицеры покачивались в седлах. Коней нам выделили хороших, да и не гнали мы их. Смысла не было. Головная повозка нашего каравана двигалась со скоростью пешехода.
Военные инженеры батальона Вергизова шагали рядом с пехотой Кестнера. Периодически они занимали место в повозках под видом проверки батальонного имущества. Однако все отлично понимали, что это для них возможность немного передохнуть. За тем, чтобы отдыхом этим не злоупотребляли одни и те же, надзирал подпоручик Лашманов. И ничего подобного он не допускал. Не гнушался и скинуть своей рукой с повозки того, кому, по его мнению, пришло время шагать своими ногами.
В поезде у меня не было возможности представиться генералу Радонежскому. Сообщить ему, кто я такой на самом деле. Теперь же стоило сделать это. Время шло, а держать нашего командующего в неведении и дальше было просто невежливо. Неизвестно, как он вообще отреагирует на то, что к нему приставили жандарма. Пускай и из Второй экспедиции, но все Третье отделение имело слишком дурную славу.
Главная трудность состояла в том, что кроме Радонежского и штабс-капитана Бойкова никто не должен знать обо мне. По-хорошему, и Бойкову-то не положено, но он все время находится при генерале. Не ловить же, в самом деле, Радонежского, когда тот до ветру отправится.
Вот только генерал ни разу с выезда из Джанкоя не оставался один. Кроме Бойкова рядом с ним ехали или Вергизов или капитан Муштаков. Когда же тех не оказывалось поблизости, Радонежский, как назло, норовил подъехать к головной повозке и завести разговор с Зариной.
Я старался не крутиться рядом с ним постоянно, чтобы не мозолить глаза. Это только усложняло задачу. И все же я улучил момент для разговора.
Генерал Радонежский послал застоявшегося коня в галоп. За ним тут же рванул Бойков. И я пришпорил своего скакуна. Только пыль из-под копыт.
Жеребец у генерала был отличный, не чета моему с бойковским. Однако Радонежский не желал отрываться от нас. Он придержал поводья. И вот мы поравнялись.
— Вы искали разговора со мной, — без обиняков начал Радонежский. — Что вы хотели сказать? Времени у нас мало, на экивоки его точно нет.
— Ясно, — сказал я. — Я — поручик Второй экспедиции Третьего отделения Собственной ЕИВ канцелярии. Направлен в вашу инспекционную поездку для составления рапорта о боевой машине «Святогор». По понятным причинам отправлен инкогнито.
— Причины более чем понятны, — кивнул генерал Радонежский. — Значит, решено окончательно зарыть «Святогора».
— Никак нет, — ответил я. — Рапорт мне приказано составить максимально честный. Отразить все достоинства и недостатки боевой машины «Святогор».
