Через полчаса работы Бойков стал похож на мясника. Руки в крови уже не по локоть. Кровь на маске. С ней Бойков не расставался даже когда оперировал. Раненый солдат, добровольно исполняющий обязанности фельдшера, то и дело стирал брызги крови с линз.
— Передохнули бы, вашбродь, — участливо сказал ему как-то фельдшер. — Этак у вас руки скоро затрясутся.
— Не затрясутся, — не поворачиваясь в его сторону, бросил ему Бойков. — Уберите его. — Он оттолкнул мертвеца. — Следующий.
Но тут в палатку ворвались трое. Двое загорелых в грязных халатах. Третий одет поприличней — с длинной бородой, выкрашенной хной. Именно он и закричал что-то на одном из левантийских наречий. Понимать его было необязательно.
Все трое вскинули винтовки. Прицелились в лежащих рядом раненых. На них бросился фельдшер, но, получив удар прикладом, рухнул прямо на своих товарищей. Именно это спасло всех. Всего несколько мгновений, что нужны были штабс-капитану Бойкову, чтобы достать нож с прямым клинком.
Первый удар рассек горло старику с крашеной бородой. Кровь хлынула тому на халат. Второй удар — и падает грязный башибузук. Он продолжает улыбаться, а на горле его проступает вторая, кровавая, ухмылка. Третий, отвлекаясь от раненых, вскидывает винтовку. Даже успевает взвести на курок. Но Бойков вовремя отбил ствол винтовке вверх. Пуля пробила потолок палатки — ушла в небо. Бойков развернулся, усиливая удар, и всадил нож в горло третьему башибузуку по самую рукоятку. Тот кашлянул, пачкая кровью бороду, и рухнул на колени.
Бойков выдернул нож. Быстро очистил его от крови левантийца. Вернулся к столу.
— Поднимайтесь, — бросил он фельдшеру, увидев, что фельдшер сидит на земле рядом с ранеными и пытается прийти в себя. — Следующего давайте! Скорее! Смерть не ждет!
Генерал Радонежский ворвался в битву на коне. Быстрые удары его сабли разили башибузуков одного за другим. Радонежский в одиночку сумел удержать нападение врага между двумя палатками. Не дал башибузукам прорваться к волам и здоровенной повозке, в которой находился «Святогор».
Он не сошелся в сабельной схватке с Черным Абдуллой. Но и без этого успел накрошить достаточно конных башибузуков. Взмахи его сабли разили левантийцев одного за другим. Зажатая в искусственной руке, которая была куда сильнее живой, она срубала башибузуков одним ударом. Некоторых, особенно невезучих, разваливало буквально до седла. Две половины такого вот башибузука падали по разные стороны от коня.
— Стреляйте в него! — кричал Абдулла. В тесноте сражения сам он не мог добраться до русского паши. И был вынужден командовать из тыла. — Убейте Бориса-пашу!
Застучали выстрелы. Но пули словно не брали Бориса Радонежского. А клинком до него не добраться. Слишком умело он обращался с саблей. Белый мундир генерала окрасился кровью.
Пуля сбила с головы генерала фуражку. Другая щелкнула по искусственному плечу. Третья чиркнула по сапогу, закрутив шпору-звездочку. Четвертая сорвала эполет. Пятая ожгла кожу под густой бакенбардой. Но ни одна не коснулась тела генерала. Как будто тот был заговоренный.
— Шайтан ему ворожит! — крикнул Кунут, первый сподвижник муллы Шейбана.
— Сабля возьмет!
Абдулла ударил коня шпорами. Скакун, принадлежавший еще несколько дней назад драгуну пограничной охраны, растолкал грудью башибузуков. Но на пути у Абдуллы встал человек в замызганной в бою куртке и с рукой, вроде той, что была у Бориса-паши. В этой руке у него была зажата сабля.
Приподнявшись на стременах, Абдулла рубанул русского командира изо всех сил. Тот подставил под удар свою саблю. Но та не спасет его. Не от удара Черного Абдуллы. Вот только стоило клинкам столкнуться, Абдуллу дернуло, как будто в него шайтан вселился. Молния сверкнула на стали. Из-за спины русского командира потянуло сизым дымом.
Абдулла рухнул на холку драгунского коня. Из руки его выскользнула рукоять сабли.
— Убили! — пронеслось над лагерем русских. — Урусы курбаши убили!
И башибузуки с новой силой ринулись в атаку. Они сминали последнюю оборону русских. Теснили их к самым повозкам. У госпитальной палатки отбивался из последних сил поручик Кестнер с десятком солдат охранения.
