— Сабля? — спросил полушепотом.
— Ну да, — весело сказал Вавич, — шашка. Это, милый, шашка.
— Самделишная?
— Настоящая, конечно. Обыкновенная офицерская.
— А вы офицер — переодетый? А? — мальчишка ерзнул ближе.
— Офицер, — сказал Виктор.
— А она вострая?
— Нет, голубчик, не наточил еще. Это новая. У меня дома есть, та как бритва. Огонь — чик и шабаш, — и Виктор махнул рукой в воздухе.
Мальчишка был совсем рядом.
— А на войне были?
— Да, на маленькой, — сказал Виктор. — Повоевали.
— Много набили — шашкой?
— Ну да разве там разберешь, голубчик. Там, брат, пули — ввыть! вввы-ить! А в атаку идешь, тут уж не смотришь, какой подскочил, — раз! раз! А уж там солдаты штыками.
— Раз! раз! — повторил мальчишка и махнул накрест рукой.
— Аас! — махнул младший.
— А кого из пистолета, правда? Сразу его — трах! — мальчишка сделал рукой, будто целится. — Бах! бах его! ба-бах.
— Да, уж тут не разбираешь, — сказал Виктор.
— А можно потрогать? — мальчишка потянулся к шашке.
— Так ты, братец, ничего не увидишь. — Вавич надорвал бумагу. Заблестели золотом эфес и черная лакированная рукоятка.
— Только подержать, дяденька! Ей-богу! — и мальчик мокрой маленькой рукой вцепился в рукоятку. Виктор огляделся, не видит ли кто.
— Ну, довольно, братец мой, вырастешь, заслужишь офицера. Тогда… тогда, знаешь… заслужить, брат, офицера сперва надо… — говорил Вавич, уворачивая шашку в бумагу. — Подпоручика хотя бы. Вот как.
Виктор покосился на старика, что лениво сгребал палые листья.
Только подходя к гостинице, Виктор вспомнил о швейцаре. Он купил на углу у мальчишки на четвертак газет, зашел в ворота и укутал ими шашку, чтобы нельзя было узнать — что.
«Пусть и не подозревает до времени», — думал Виктор про швейцара.
Виктор быстро прошел в дверь и через две ступени заспешил по лестнице.
— Господин! А господин! Из двадцать девятого! — крикнул вслед швейцар. — Пожалуйте-ка сюда.
Виктор шагнул еще два маха.
— Пожалуйте, говорят вам, — крикнул швейцар.
— Что… такое? — огрызнулся через перила Виктор. — Чего еще? — и остервенело глядел на швейцара.
— Ничего еще, а вот распишитесь, из полиции повестка, — швейцар говорил зловеще.
Виктор сбежал и не своим почерком расписался на бланке. Швейцар через очки проверял — там ли.
А Виктор, оступаясь на ступеньках, тер плечом стенку и все читал бланковый конверт:
«М. В. Д. Канцелярия Н-ского полицмейстера, № 2820.
Номера „Железная дорога“.
В. Вавичу».
Он заперся в номере и распечатал конверт, запустил трясущиеся пальцы.
«Окол. надз. В. Вавичу.
По распоряжению его высокоблагородия господина Н-ского полицмейстера вам надлежит явиться для отправления служебных обязанностей в Петропавловский полицейский участок 20-го числа сего месяца.
Упр. Канц.».
И тут шел целый частокол и росчерк.
Виктор торопил портного, раза по три на день заходил. Хмуро, ругательными шагами топал мимо швейцара в гостинице. По вечерам садился писать Груне. И не мог, ни одного слова не мог. Тушил свечку так, что стеарин брызгал на стол, ложился, натягивал одеяло, крепко с головой уворачивался, сжимая в кулаках колючую материю, стискивал зубы и шептал: «Господи, Господи, Господи», — а утром, не умываясь, бежал торопить портного.
За день до срока поспела форма. Ее в бумагах, в газетах, принес к себе в номер Виктор: был уже первый час ночи. Он спешил, хмурился, и подрагивали ноги от волнения, когда он просовывал их в новые брюки. Пристегнул погоны — погребальные, серебряный галун по черному полю, казакин приятно облегал талию, — это бодрило. Но Виктору жутко было глянуть в тусклое зеркало в дверцах шкафа. Он уж боком глаза видел, как кто-то чужой копошится в зеркале. Спиной, к зеркалу, чтоб не взглянуть, Виктор продевал под погон портупею. Чужими шагами стукнули новые ботфорты. Виктор достал из картонки новую фуражку с чиновничьей кокардой и серебряной бляхой — гербом города. Теперь он был готов. Было тихо по-ночному. Тонкая свечка плохо светила. Виктор решил глянуть сперва на тень — он чуял, как ее огромное пятно ходило за спиной по грязным обоям. Он повернулся решительно и глянул. Чужая, не его, тень стояла на стене, как будто был кто-то другой, незнакомый, в комнате. Виктору стало жутко, но он зашагал прямо к тени, чтоб уменьшить ее, чтоб яснее видеть: незнакомые шаги заскрипели по полу, и Виктор на ходу видел, как в зеркале в шкафу прошел квартальный — и это он скрипел сапогами.
