О ГРУ можно говорить только внутри ГРУ. Говорить так, чтобы голос твой не услышали за прозрачными стенами величественного здания на Ходынке. Каждый попавший в ГРУ свято чтит закон Аквариума: “Все, о чем мы говорим внутри, пусть внутри и останется. Пусть ни одно наше слово не выйдет за прозрачные стены”. И оттого, что такой порядок существует, мало кто за стеклянными стенами знает о том, что происходит внутри. А тот, кто знает, молчит».
— Кто был сильнее: КГБ или ГРУ?
— Вопрос, уж прости, неправильный. Смотри: председатель КГБ СССР товарищ Андропов был членом Политбюро, а начальник ГРУ?
— Однако…
— А между тем свой человек у нас в Политбюро сидел. Кто? Министр обороны Гречко.
Сравнивать КГБ и ГРУ неверно, это разные уровни. Надо говорить. Вместе:
— …армия…
— и КГБ, или Первое главное управление КГБ и Главное разведывательное управление Генерального штаба.
Повторяю: уровни, да и организации это разные, и если взять, например, посольства, примерно процентов сорок там было чистых товарищей (мы так их и называли: «чистые товарищи»), а шестьдесят — «варяги», но для «чистых» мы все «варяги»: между собой они нас не разделяли.
— «Чистые» — это профессиональные дипломаты?
— Как правило, дети высокопоставленных отцов, и когда мы находились в Женеве, знали: такие-то люди — товарища Громыко, а вот те — товарища Брежнева.
— Ни на КГБ, ни на ГРУ они не работали?
— Нет, это Министерства иностранных дел креатуры, но они ничего и не делали. Ну вот, к примеру, ЦК какое-то решение принимает и направляет его в МИД. Там этот циркуляр на свой бланк переписывают: мол, Министерство иностранных дел считает так-то, а «чистые» при этом только присутствуют — в этом едва ли не вся их работа и заключалась.
«Чистых» много. У нас вот была такая Зоя Васильевна Миронова — если официально, постоянный представитель Союза ССР при отделении ООН в Женеве в ранге «Чрезвычайный и Полномочный Посол СССР». Предположим, проводит она совещание дипломатов, и ей докладывают, что кто-то где-то набедокурил. Ну, выпил лишнего, закусил, а в результате машина в озеро Женевское завалилась — бывает же, и вот эта бедная женщина говорит сокрушенно: «Но ведь он чей-то сын.». Понимаешь, какой нюанс? Наказать можно, но надо же пожалеть папу, проявить человечность.
«Микрофоны везде, но нужно же как-то устраиваться: пацану двадцать с хвостиком, жена-красавица. “Привет, ребята! Подглядываете? Ну, если кому нравится, на здоровье!”»
— В двадцать два года ты угодил в номенклатуру ЦК КПСС…
— (Кивает).
— …куда до тебя в столъраннем возрасте никто никогда не попадал…
— Это правда.
— Четыре года ты проработал в Женевской резидентуре ГРУ…
— да.
— …но контрразведка любой страны уже на первом году службы опознает любого, кто действует под легальным прикрытием…
— Правильно.
— Почему же тогда не берет?
— А это, как в случае с мафиози: все в курсе, кто он такой, а вот арестовать не могут.
— Почему?
— А потому, что нужно его на чем-то поймать. Вот он идет в золотых цепях, весь из себя крутой, а за что брать-то? За пушистый хвост, пока на чем-то его не засек, не возьмешь — как и разведчика, работающего под легальным прикрытием. Вычисляется он мгновенно, а дальше? Вот, например, я прибываю на место службы и с кем-то контачу. С чекистами же не могу.
— …а слежка идет, да?
— Идет железно, и я это знаю.
— Знаешь и чувствуешь?
— Ну, конечно.
— Хвосты, прослушивание телефонов?
— Не только.
— Видеонаблюдение?
— Разумеется! Понятно, что в нашей чудесной квартире с видом на Женевское озеро везде микрофоны, но нужно же как-то устраиваться: пацану двадцать с хвостиком, жена-красавица.
— Хочется как-то, да?..
— и расслабиться. «Ну, ничего, — думаю, — что же я буду жизнь свою молодую ломать? Привет, ребята! Подглядываете? Ну, если кому нравится, на здоровье!» (Смеется).
— Эти люди, выходит, пикантные сюжеты порой смаковали…
— По-моему, как участники порносъемок, они уже к этому как-то привыкли — все-таки каждый день следили.
Да, я знал: не выпускают из виду — и что? Настоящие контакты должен был скрыть, а для этого нужно иметь много друзей. Постоянно к тому же «пасти» невозможно. Допустим, иду я по улице. Чтобы за мной следовать, нужна бригада наружного наблюдения — пять-шесть человек, две-три машины, а это же деньги надо платить.
