Мисс Петтигрю вновь пробормотала благодарности и извинения, не оставляя в то же время намерения уйти.
— О, ну сядьте уже, наконец, — не выдержал её покровитель. — Не забывайте, что вам некуда идти, а даже если бы и было куда, вы бы всё равно не знали, как туда добраться. Кроме того, Луизе всё ещё не терпится узнать, кто вы такая и почему оказались здесь, просто она чертовски хорошо воспитана, чтобы это показать. Ведь так, Луиза?
— Мне любопытно, почему у мисс Петтигрю был такой ошеломлённый вид, когда Джефферс объявил о тебе, Макс. Неужели все эти месяцы ты провёл, выдавая себя за другого?
И не дожидаясь ответа, она обратилась к брату с просьбой позвонить прислуге. Сия особа появилась незамедлительно. Не то что их домашние слуги, подумалось Кэтрин, которые имели привычку притворяться глухими, а если потом всё же откликались на зов, то делали при этом чудовищно оскорблённый вид. Этот же появился, исчез и вновь возник через минуту — эдакий безупречно вежливый и знающий своё дело дух.
Пока не принесли напитки, сестра лорда Рэнда поддерживала лёгкое течение занимательной беседы, не прибегая при том к помощи обоих посетителей и всего, что касается погоды. Подали чай для дам и кофе для брата леди Эндовер, который, бросив оскорблённый взгляд на предложенную чашку, промаршировал к столу, где стояло несколько графинов.
— Макс, — попыталась урезонить его сестра.
— Ваш кофе, милорд.
— Брось, Луиза, — пробормотал он, ставя бутылку на место, — уже давно перевалило за полдень.
— Не спорю. Однако полагаю, тебе стоит кое-что объяснить не только мне, но и мисс Петтигрю, а ты и трезвый-то весьма загадочен.
— Нечего объяснять, — отрезал его сиятельство, с тоской глядя на искрящиеся хрустальные сосуды. — Когда я встретил мисс Петтигрю, та была в беде, и обсуждать генеалогию нам было некогда. Да и сама она не казалась очень разговорчивой.
Его сестра обратилась к странно одетой гостье:
— Сахар, мисс Петтигрю?
Кэтрин, во все глаза смотревшая на бродягу, что в мгновение ока обернулся представителем благородного сословия, медленно перевела взгляд на хозяйку и поразилась, как вообще кто-то мог не замечать, пусть даже всего мгновение, этой очаровательной женщины.
Графиня Эндовер была светловолосой, как и её брат, и тоже довольно высокой, но его резкие, угловатые черты более мягко воплотились в миловидном женском лице. Облачённая в платье цвета морской волны, сидевшее как влитое на её безупречной фигуре, леди Эндовер представляла собой прекраснейшую женщину из всех, что Кэтрин доводилось видеть. Даже не будучи au courant[6] новейших веяний, мисс Пеллистон была уверена, что платье графини являлось последним писком моды, сшитым вручную лучшими couturieres[7].
Почти ослеплённая блеском хозяйки дома, Кэтрин начала мучительно осознавать тусклость собственной внешности. А муки совести, которые по прошествии последних нескольких часов жестокостью уже ничем не уступали рою разъяренных ос, отнюдь не добавляли уверенности в себе. Она едва смогла кивнуть в ответ.
— В какого рода беде?
Хотя голос леди Эндовер прозвучал весьма дружелюбно, подозрительный взгляд, брошенный ею в сторону брата, вызвал два ярких пятна на щеках Кэтрин. К счастью, мисс Пеллистон была избавлена от необходимости отвечать, потому как лорд Рэнд одарил сестру красноречивой гримасой.
— Не надо смотреть так, словно это моих рук дело, Луиза. По крайней мере, не я заварил эту кашу.
Оторвавшись наконец от созерцания соблазнительно выстроившихся в ряд графинов, он занял место рядом с её сиятельством.
«Будто, — мелькнуло в голове у Кэтрин, — ему вдруг стало очень неуютно». Хотя девушка не была уверена, что не приписывает лорду Рэнду свои собственные чувства. Сама же она горячо желала тихо просочиться сквозь обюссонский ковёр [10], тем самым избежав необходимости представлять свое возмутительное поведение вкупе с его ужасными последствиями на обозрение досточтимой леди.
— Так что ты натворил, Макс?
— О, прошу вас, — перебила Кэтрин. — Мистер… его милость был сама доброта, и это всё, на самом деле, моя вина.
— Это не ваша вина, не могу понять, какой чёртов идиот забил вам голову подобной ерундой: якобы вы должны вымаливать прощение за то, что поступили, как любая другая женщина в здравом уме. Проклятье, Луиза, можно подумать, что эта окаянная страна всё ещё живёт в Тёмных веках
