— Да, те самые двое, — произнес старикашка. — Как велено. — У него был сухой резкий голос, и он прохрипел сухо и резко: — А ну, вылезайте. Живо.
Пока Мур и Тонино послушно выбирались наружу, на длинную улицу, застроенную древними полуразрушенными домишками — все почти одинаковые, как обычно бывает, когда строят сразу много, чтобы расширить город, — человек в черном вручил кучеру золотую монету.
— Просто чудо, что вы здесь, — прошамкал он.
Было непонятно, с кем он разговаривает — с кучером или с самим собой, но кучер все равно с превеликим уважением притронулся к шляпе, щелкнул кнутом и поехал прочь, скрипя и скрежеща. Казалось, что кеб уезжает по полуразрушенной улице рывками и с каждым рывком его видно все хуже и хуже. Еще не доехав до конца улицы, он совершенно исчез из виду.
Мальчики с удивлением наблюдали за этим. — Что это с ним? — спросил Тонино.
— Он ведь из будущего, — прохрипел человек-обезьяна. И опять было похоже, будто он говорит сам с собой. Но тут он, кажется, заметил мальчиков. — Пошли. И никаких глупых вопросов. Не каждый день я нанимаю двух подмастерьев из работного дома, и вам придется отработать свои харчи. Пошли.
Он резко развернулся и зашагал к ближайшему домишку. Мальчики последовали за ним, решительно ничего не понимая, и вошли в темную прихожую за некрашеной дверью, которая с громким стуком захлопнулась. За прихожей оказалась большая комната, где было куда светлее, потому что вдоль стены тянулись грязные окна, выходившие на какие-то кусты. Обезьяноподобный втолкнул их в комнату, и Мур понял, что это мастерская волшебника. Она вся была пропитана запахом магии и драконьей крови, а пол покрывали нарисованные мелом символы. У Мура появилось мучительное чувство, что, вообще-то, значение этих символов ему полагается понимать и что они стоят совсем не в том порядке, к какому он привык, но стоило ему об этом задуматься, как символы утратили для него всякий смысл.
В глаза ему бросился ряд пентаграмм, вытянувшийся вдоль стены. Их было восемь, каждая последующая новее предыдущей, начиная с самой старой, облезлой, слева и до самой правой, новенькой, белой, перед которой был промежуток — там пентаграмму, видимо, стерли.
— Пришлось отступиться. Слишком оберегают, — заметил человек-обезьяна, когда Мур посмотрел на промежуток.
И снова было похоже, будто он говорит сам с собой, потому что он тут же крутанулся на каблуках и распахнул дверь в торце комнаты.
— Пошли-пошли, — поторопил он мальчиков и засеменил по уходящим вбок каменным ступеням в холодный каменный подвал.
Мур поспешил за ним, успев лишь подумать, что последняя пентаграмма после стертой была ему почему-то знакома, и тут обезьяноподобный развернулся на нижней ступеньке и уставился на них.
— Ну, — спросил он, — и как же вас звать? Конечно, это был самый что ни на есть резонный вопрос, но мальчики переглянулись и застыли, дрожа, на холодных плитах. Оба понятия не имели, как их зовут.
Старикашка нетерпеливо фыркнул, рассердившись на их глупость.
— Что-то вы уж слишком забывчивы, — пробурчал он так, что казалось, будто он говорит с самим собой. И ткнул пальцем в Мура. — Ну? — спросил он Тонино. — Это кто?
— Ммм… — протянул Тонино. — Оно что-то значит… Латынь какая-то вроде… Феликс или что-то похожее. Да, Феликс.
— А он кто? — Старикашка рывком повернулся к Муру.
— Тони, — сказал Мур. Это было совсем не то имя, ничем не лучше Феликса, но ничего более правдоподобного придумать не удалось. — Его зовут Тони.
— А не Эрик? — спросил старикашка. — Который тут Эрик?
Оба мальчика замотали головой, хотя у Мура промелькнула мысль, что это имя означает какой-то редкий сорт вереска. Мысль была настолько дурацкая, что Мур поскорее отогнал ее.
— Ну и ладно. Тони и Феликс, вы теперь мои подмастерья. В этой комнате вы будете есть и спать. Тюфяки возьмите вон там. — Старикашка махнул бурой волосатой рукой в темный угол. — Вон в том углу стоят метлы и совок. Я приказываю вам подмести комнату и вообще прибрать тут все и почистить, и уж извольте постараться. Когда все приберете, можете расстилать тюфяки.
