Но как заканчивать? Как расписаться в бессилии разума тому, кто во главу всей жизненной философии поставил тезис о познаваемости мира, его разумности, симметричности, если хотите? Я перепробовал все способы и понял: чем больше действий, тем хуже результат. Я погибал и вдруг услышал голос... нет, не с неба и не из-под земли. Голос обычного человека, моего дружка по прошлой разгульной жизни. Я даже не помню, что он сказал, но в его словах, как в зеркале, я вдруг увидел свой портрет - портрет человека, потерявшего свое лицо. Представьте, что вы видите сон, в котором подходите к зеркалу, смотрите на свое отражение, но лица у вас нет. Что делать? Бог мой, конечно же проснуться! И я проснулся. Сознание мое будто раздвоилось: я научился видеть себя со стороны. Каким жалким и ничтожным я себе показался, а ведь я раньше знал себе цену. Весь мир мог не знать эту мою цену, но я-то знал! Я знал свой масштаб, свои истинные возможности. И вот я понимаю, что тот гигант, каким я всегда себя считал, стал мелким и жалким типом. Это было в 1984 году. Тогда я испытал потрясение.
Утопающий и соломинка
Если бы тогда нашелся человек, который доказал мне, что вся эта история со мной отнюдь не первая за миллионы лет истории человечества, я бы, наверное, и не открыл такое понятие, как векторное кольцо. Но человек такой не нашелся, а я не понимал, что за чертовщина со мной творится. Ну, может, и не чертовщина, но так дальше жить было нельзя. Я чувствовал себя плохо физически, у меня было жутко на душе, но более всего страдал мой мятущийся разум. А я ведь знал, что он способен раскусить любую задачку, если только её правильно сформулировать.
Господи! Ну почему я не могу решить эту задачу, условия которой я знаю в мельчайших подробностях? Почему я не могу решить эту задачу, в решении которой я сейчас заинтересован больше, чем в получении когда-нибудь Нобелевской премии? Почему я не могу ответить на жесточайшее оскорбление, нанесенное мне жизнью?
Однажды мой замечательный сосед по замечательной коммунальной квартире возле метро "Университет" в Москве сказал мне замечательные слова: "На твоем месте я бы давно повесился". Сказал не из-за моих дел с Татьяной, а из-за прописочно-квартирных, денежных и бытовых подробностей. Меня эти слова очень порадовали, ибо, несмотря на беспрерывный жизненный драматизм, я обладал нескончаемым запасом оптимизма и каждый раз загоняя себя в самый дальний угол жизни, потом из этого угла планомерно и выводил. Прямо как Мюнхгаузен из болота...
Что меня тогда зацепило при чтении какого-то дурацкого гороскопа? Ну ничего не было в той глупой фразе про Лошадь и Крысу. Но что-то дрогнуло в моей исцарапанной душе за дырявым экраном её защитного поля. Какая-то ниточка вдруг показала кончик. И я стал тянуть его, тянуть, опасаясь, что ниточка эта оборвется.
Но ниточка оказалась крепкой, превращаясь в веревку, а потом даже в канат. И вот я вытащил себя из болота и побежал вверх на высокую гору... Можно ли поверить в такую сказку? Поверьте: именно так всё и случилось. Никогда векторное кольцо не открыл бы человек благополучный, спокойный, сильный. Ведь чтобы поверить в это бредовое векторное кольцо, надо было самому покрутиться по его орбите.
Что ж, я заплатил за него хорошую цену, но ведь и товар хорош! И потому я не в обиде ни на судьбу, ни тем более на Татьяну. Потом, когда эта моя теория уже будет создана, я пойму, что она обращалась со мной не так уж и плохо, у других бывало и похуже. Всё-таки она меня любила.
А вот и та самая фраза из гороскопа, за которую я потянул как за ниточку: "МНОГО ЭМОЦИОНАЛЬНЫХ ПРОБЛЕМ. КОНЧИТСЯ ПЛОХО". Долго я затем думал над ней, пока не родилась моя теория векторного кольца.
Наташа
Мне уже 30 лет. Я пытаюсь реанимировать себя в объятиях Наташи, фамилию которой я напрочь забыл. Непонятно, почему фамилии всех Татьян я помню, а вот фамилии Наташ, душой и телом поднимавших меня из руин, я забыл. А собственно, что ж тут непонятного: стервозных Татьян я боготворил, а благословенных Наташ я любил просто и без затей. Впрочем, тихой и мирной нашу любовь представлял лишь я, а вот что думали обо мне Наташи, меня не слишком интересовало. А зря! Не буду перечислять всех моих Наташ, этих в высшей степени достойных женщин, я остановлюсь лишь на той, которой выпала самая трудная задача - приводить меня в чувство после четвертой Татьяны.
