Именно в тех местах, где впервые вспыхнуло зеленое солнце, возник Неправильный Мир. О нем ничего не известно — никто из рискнувших войти в него не вернулся. Бродят слухи, что там два солнца — синее и красное, что живут там невесть какие чудовища, ненавидящие людей. Но это лишь слухи, с которыми Магистрат тоже борется.
После Великой Беды многие люди заболели неведомыми ранее болезнями. Лекарства были бессильны, смелые врачи умирали первыми, лечить больных стало некому… Страшное было время. Но в конце концов Магистрату удалось найти средство против новых болезней, его стали давать новорожденным, и дети перестали болеть. Со взрослыми было хуже — лекарство на них не действовало, были созданы огромные лагеря карантина, из которых мало кто вышел… Дети же перестали болеть. Но одновременно что-то случилось с их глазами — они больше не видели звезд, хотя вообще-то зрение не ухудшалось. Ни объяснить это, ни поправить не удалось.
Магистрат объявил, что это и хорошо. Незачем людям видеть то, что не приносит никакой пользы, а только смущает умы. Там, на звездах, гнездится зло, там Старый Мир… зачем нам все это? И еще спросили Советники: хотите ли вы войны и повторения Великой Беды? Те, кому посчастливилось выжить, ответили: нет. Тогда Советники сказали: забудьте же о звездах, от них исходит свет несчастья. Тем более что ваши дети их и не видят. Дайте им жить спокойно, вашим детям, ведь вы хотите им счастья? Люди согласились. Само слово «звезды» стало запретным, следить же за небом никто не решался: на нем лежал отпечаток Беды.
Но ходит по свету сказка, что где-то далеко-далеко, в самой середине Неправильного Мира, куда Магистрат не смог добраться, сохранилась одна ракета. Та самая, последняя… Она ждет, когда придет человек. Откроется железная дверь… А что будет дальше — не ведомо никому.
— Откуда ты все это знаешь?
Мать усмехнулась.
— Так ли это важно?
— Интересно ведь…
Она встала.
— Нет, слишком большое знание опасно. Старые легенды и так могут завести тебя дальше, чем в подземелья Ратуши. Если же ты будешь знать все… Ты сам можешь не выдержать. Впрочем, мы напрасно теряем время.
Мать подошла к печи, пристально поглядела на нее, что-то вспомнила. Потом взяла большой хлебный нож и с размаха воткнула его между кирпичами. Сильно надавливая на рукоятку, обвела ножом один из кирпичей и, пачкаясь в известке и глине, вынула его.
Тайлон с изумлением смотрел на нее — никогда раньше не видал в ней такой решительности и собранности, не мог даже представить… Вечно согнутая спина распрямилась, исчезли мелкие суетливые движения, она стала как-то выше ростом. Даже глаза изменились — из тускло-карих они превратились в золотистые.
Мать сунула руку в образовавшееся отверстие, что-то разыскивая там.
— Держи! — она кинула Тайлону сверкнувшую в слабом свете плошки маленькую металлическую пластинку на тонкой паутинке цепочки.
— Что это?
— Она поможет тебе найти дорогу к цели. Поможет не заблудиться, когда пойдешь по Неправильному Миру.
— Но я туда не собираюсь!
— Ты уже выбрал свою дорогу, видящим звезды нет места в этом мире.
— Это амулет? — уважительно глядя на пластинку, спросил Тайлон.
— Амулет? — Мать звонко рассмеялась. И смех у нее переменился! — Прости. Я не подумала, что тебе предстоит еще многому научиться. Но ты сможешь, ты у меня способный, — с внезапно прорвавшейся гордостью добавила она. — Недаром Магистрат так жаждет с тобой познакомиться.
И она недобро прищурилась.
Тайлон, удивленный тем, что пластинка почти ничего не весит, осмотрел ее и увидел крохотную защелку. Шкатулка! Но такой искусной и тонкой работы он еще никогда не видел. Пораженный внезапной догадкой, он шепотом спросил:
— Это оттуда? Из Старого Мира?
— Да.
— Но ведь…
— Не повторяй чужих глупостей, — остановила его мать. — Я достаточно наслушалась их… Вещи сами по себе не злы и не добры, они просто вещи — не более того. Все зависит от человека, владеющего ими. Заявить, что красивые, изящные вещи — порождение зла, мог только больной. Только ненормальный мог заявить, что жить плохо — лучше, чем жить хорошо! — Она кинула Тайлону теплую куртку. — Поспеши.
