— Мало вам вошей, — беззлобно покрикивал он. — Вы мэни ще и блох принэсэте.
Единственным человеком, сам вид которого уже приводил нас в трепет, был начальник училища подполковник Лисский, хотя за все это время ничего плохого от него мы не видели. Просто слишком велика была дистанция между нами и слишком неприступным был его вид. Подполковник мог в окружении небольшой свиты появиться в казарме и, заметив пыльное глухое окно, молча начертать на стекле пальцем: «Дежурному — трое суток ареста». И больше ни слова.
Когда рано утром на территории слышался срывающийся голос дежурного командира, во всю мощь своих легких подававшего команду: «Училище, смирно!», по коже у нас ползли мурашки и мы замирали на месте. Так в детстве мы застывали в самых неожиданных позах, когда периодически возникало поветрие совершенно дурацкой игры «Замри!».
Начальник училища не допускал никакого панибратства между старшими и младшими по должности, со всеми был подчеркнуто официален, сух и по-деловому краток. Он придерживался известного принципа — командир должен быть строгим, требовательным и справедливым. Говорили, что он потомственный ленинградец. Мы знали о болезненной чистоплотности подполковника и не без основания полагали, что, если однажды его путь пересечется с путем приблудного пса, для Антабки это будет конец.
В тот день мы поотделенно отрабатывали ружейные приемы невдалеке от казармы. Дневальный по роте Юрка Васильев с ведром и шваброй убирал на крыльце. Антабка, выбравшись из своего логова, лежал в тени под стенкой, отгоняя хвостом мух. Не заметить его было невозможно. И вот тут-то из-за угла соседнего строения появился сам подполковник в сопровождении полкового комиссара Чурсина и начальника учебной части майора Рейзера.
Выслушав до конца доклад Абубакирова, подполковник закурил и направился к казарме. Юрку Васильева с крыльца словно волной смыло. Не дойдя шагов десять до вкопанной в землю бочки с двумя скамейками по сторонам, Лисский остановился, молча уставившись на ничего не подозревавшего пса. Губы его сложились в насмешливую улыбочку, не сулившую ничего доброго. Он повернулся и, ни слова не говоря, посмотрел на нашего лейтенанта. Абубакиров слегка покраснел, но в остальном оставался таким же невозмутимым и спокойным. Мы замерли, ожидая страшной развязки.
И вдруг Юрка Васильев, прислонив к стене швабру, сделал три шага вперед и громко прокричал:
— Товарищ подполковник, разрешите обратиться?
Начальник училища посмотрел на Юрку чуть удивленно, как-то странно крутнул головой и сказал:
— Обращайтесь.
Юрка строевым шагом приблизился к подполковнику и остановился от него чуточку ближе, чем полагалось по уставу:
— Это личный вопрос, товарищ подполковник. Если разрешите, я хотел бы один на один.
Мы не верили своим ушам. Даже Абубакиров, как я заметил, растерялся. Подполковник, казалось, заколебался на какое-то мгновение, но тут же, метнув короткий взгляд на комиссара, согласился;
— Ну что же, отойдем в сторонку. Думаю, товарищи нас не осудят.
О состоявшемся разговоре мы узнали позднее от самого Юрки. Но тогда все были поражены тем, как они разговаривают, хотя, разумеется, не могли расслышать ни одного слова. Мы видели, что подполковник сначала нахмурился, а потом рассмеялся и положил руку Юрке на плечо. Немного погодя он взял нашего товарища под руку, и они стали не спеша расхаживать, как два закадычных приятеля. Со стороны могло показаться, будто подполковник держит его на поводке, на самом же деле мы прекрасно видели, что Юрка все дальше и дальше уводит начальника училища от казармы.
— Товарищ подполковник, — заговорил Юрка доверительным тоном, — вы прежде от зажигалки прикуривали, точно? А теперь вот спичками.
— Ну, — нетерпеливо посмотрел на него подполковник и даже чуточку отстранился.
— Вот я и решил, что у вас камушки кончились, а достать негде…
— Что же, наблюдательность делает тебе честь, — кивнул головой Лисский. — Скажем, это действительно так. И что же из этого следует?
— Понимаете, какая штука, мне отец из Москвы посылку прислал, а там как раз эти самые камушки…
