Она бы не уехала.
Если бы не была столь глупа тогда. Ведь изводить себя мучительными вопросами по поводу того, «что было бы, если бы она осталась и выслушала его, поверила, что он именно для неё, а не для другой», это намного ужаснее, чем встретить свою судьбу лицом к лицу, не испугаться. Кто знает, как всё бы получилось? Возможно, они с Ромкой были бы вместе до сих пор.
И на той фотографии была бы не Катя, а она, Таня Самойлова.
Глупость, конечно. Она опять увлеклась своими мыслями и мечтами. Это вредно, много мечтать — надо жить, смело встречать реальность, пусть и суровую.
Вот только страшно и иногда хочется сбежать. А потом раскаиваешься…
Татьяна дошла до будки охранника и развернулась, уже, наверное, в сороковой раз за последние двадцать минут и вдруг едва не сбила с ног ребёнка.
— Господи, Артём!.. Я тебя не заметила.
— А что ты делаешь?
Он так на неё смотрел, что Таня почувствовала смятение. Ребёнок явно не понимал её поведения.
— Я? Вас жду, — и огляделась, отыскивая взглядом Романа. Он уже вышел из машины и теперь насмешливо посматривал на неё. Таня кивнула ему. — Здравствуй.
Баринов непонимающе мотнул головой.
— Я, как посмотрю, тебе и, правда, заняться нечем. Это ты дорожку до асфальта протоптала?
Татьяна вздохнула и покачала головой.
— Не я… — а потом посмотрела на Артёма. — Как ты себя чувствуешь? Что врач сказал?
Роман не торопясь, подошёл и окинул её заинтересованным взглядом.
— Сказал, что на нём всё заживает, как на маленькой дворовой собачке.
Артём засмеялся и слегка толкнул отца в живот.
— Неправда, он так не говорил!
— Говорил, говорил, ты просто не слышал, — Роман натянул сыну шапку на уши, а потом поглядел на Татьяну. — Ты не передумала?
Она покачала головой.
— Нет, что ты! Я так рада, что всё хорошо… то есть, что врач сказал, что всё хорошо!
Роман не спускал с неё насмешливого взгляда, и от этого Таня сбивалась с мысли и даже заикаться слегка начала. Такое их неожиданное появление, как раз в разгар её душевных мытарств, заставило занервничать.
— Пап, можно я пойду на горку?
Баринов отвёл глаза от Таниного лица и посмотрел вниз, на сына, который стоял, закинув голову наверх, и глядел на него. Решительно покачал головой.
— Нет. Тебе врач что сказал?
— У меня не болит голова!
— Всё равно. Нет.
Таня внимательно наблюдала за ними, слышала, каким уверенным тоном Роман говорил с сыном, и вдруг немного испугалась. А сможет ли она так же? Ведь ребёнку нужен авторитет… Остаётся только надеяться, что Артём будет таким же покладистым, как вчера.
Мальчик обиженно надул губы, а потом с надеждой глянул на Таню, но Роман заметил.
— Значит так, — заявил он тоном, от которого даже Самойлова вытянулась по струнке смирно, — будешь придумывать, я найму временную няню, и она с тобой точно возиться, как с двухлетним, не будет. И никаким жалобам внимать не буду. Ты всё понял, Тёмыч? Либо ты ведёшь себя хорошо, и Таня с тобой посидит, либо…
— А я разве хулиганю? — насупился Артём, и Татьяне сразу стало его жалко. Он выглядел таким обиженным, что захотелось прижать его к себе, поцеловать и разрешить всё, что бы он ни захотел.
— И даже не начинай, — предупредил его отец. — А то я тебя знаю… И ты не потакай ему! — Таня даже не сразу поняла, что он обращается к ней. Непонимающе посмотрела, а потом постаралась сбросить с себя несвоевременную задумчивость. Понимающе покивала.
Баринов хмыкнул и снова окинул её взглядом с ног до головы, на этот раз недоверчивым. Видимо, всё ещё сомневался, стоит ли доверять ей своего ребёнка. Но потом посмотрел на часы и тут же нахмурился.
— Я поехал. Буду часов в шесть. Приеду, уроки проверю. Тёмка, слышишь?
Тот закивал, хотя слова об уроках его не слишком заинтересовали. Он взял Таню за руку и теперь с интересом поглядывал в сторону магазина на той стороне улицы.
— Тёмыч.
— Я слышу, пап!
Роман достал из кармана связку ключей и Татьяне отдал.
— Вот, запасные. Мои телефоны в книжке на кухонном столе. Всё?
Никаких вопросов она придумать не смогла и кивнула. Баринов глядел на неё, потом перевёл взгляд на сына, который, по всей видимости, был доволен происходящим, и вдруг едва заметно поморщился. Роман был недоволен.