– Не думал, что мне захочется назвать глупой женщину, которая… которая…
– …добыла твоему отцу корону?
– Нет, была женой моего друга! Я считал тебя и своим другом, видимо, зря.
– Если под дружбой понимать прикладывание примочек к царапинам, то на такую дружбу я в самом деле неспособна, но счастья я тебе желаю, а быть счастливым с Юлией ты, именно ты, сможешь.
– Так мило глупцом меня еще не называли! Тебе нужна ссора, Франческа? Ты поняла, что хочешь стать правящей герцогиней, но теперь это не выйдет? Или я тебе напоминаю о том, что ты хочешь забыть?
– До сего дня ты мне ни о чем не напоминал, теперь, видимо, будешь. Рыб на дне бассейна и пионы. Будь на мне не юбка, а панталоны, возможно, ты бы меня услышал, а сейчас все, что я могу для тебя сделать, это попросить о помощи виконта Валме. Послезавтра я уезжаю в Талиг, для начала – к графу Валмону. Нужно решать с торговыми пошлинами и преференциями: Фельп был и остается торговым городом, но теперь ему предстоит содержать еще и герцогский двор, а это удовольствие не из дешевых.
– И поэтому ты подбиваешь меня разводить морисские сорняки!
– Да, потому что злящийся с утра до вечера герцог нам обойдется дороже двора и флота вместе взятых, – женщина пристроила цветок на груди и свернула на боковую тропинку. Луиджи непонятно зачем тоже повернул.
Идти рядом и молчать было глупо, смотреть Франческе в спину не хотелось, к тому же нахальные растения так и норовили сунуть в глаз ветку или висячий корень. Не будь этого, Луиджи бы понял, куда выводит дорожка, раньше, а так пестрые плети внезапно расступились, и счастливого жениха вынесло к бассейну с фонтаном. Другому, но на дне все равно шевелили жабрами здоровенные пегие рыбины.
3
«Господин Проэмперадор Юга и дорогой (попробуй только кто-нибудь оценить Вас иначе, чем на вес золота) Бертрам!
Посылаю Вам это письмо взамен только что с огромным удовольствием сожженного, поскольку оно в связи с моим полным успехом утратило всякий смысл, а то, что утрачивает смысл, должно быть уничтожено по возможности быстро. Сие относится ко многому, но только не к книгам, даже самым бестолковым; в этом я убедился, решив по переданному мне регентскому совету (не в том смысле, в котором его понимает мэтр Инголс) перечесть Дидериха. Так и не ставший Сэц-Дораком поэт более всего ценил бастардов и безответную жертвенную страсть, порождающую сонм глупостей, кои множат число трупов.
Освежив в памяти «Плясунью-монахиню», я не удержался и взялся за не столь известную и при этом банальную драму. Некий дворянин возлюбил замужнюю красавицу, увы, оказавшуюся злодейкой, чрезмерной даже по меркам Дидериха. Осуществлять леденящие душу замыслы ей помогали любовник и некий высокопоставленный негодяй. Поначалу преступникам везло, но затем они совершили глупейшую, возможную разве что в дурной пьесе ошибку и оказались в руках уже третьего злодея, коему просто травить и клеветать было мало. Не стану Вам пересказывать всех злоключений просчитавшейся троицы, но в итоге злодей высокопоставленный потерял все, кроме жизни, был вынужден бежать и нашел убежище у верного обожателя к тому времени уже скончавшейся злодейки. Там он укрыл сундук, содержимое коего могло отравить существование множеству персон, как достойных, так и не слишком. К счастью, тайник обнаружил появившийся лишь в самом конце пьесы вельможа, чья роль свелась к допросу слуг и произнесению назидательного монолога. Вы же понимаете, что без финального поучения Дидерих обойтись не мог?
Досадно, но я убил на эту глупость несколько часов, хотя мог бы их провести в обществе старика Шарли, и теперь об этом сожалею, поскольку бедняга погиб. Вы как-то заметили, что жизнь, как свою, так и чужую, следует всячески украшать, разумеется, если свое не вступает в противоречие с чужим. Я мог сделать последний вечер Шарли гораздо приятней, а потратил на глупейшую из драм. Чтобы хоть как-то оправдаться, прошу Вас взять на правах Проэмперадора под опеку имение покойного и не обойти вниманием его доверенных слуг, особо отметив нынешнего управителя, кажется, в самом недавнем прошлом – военного. Разумеется, я немедленно дам знать законному наследнику, но наш великолепный Себастьен вряд ли сможет покинуть армию ради устройства семейных дел…»
