— Нет! — честно ответил Кевин, но не стал признаваться, что раньше справлялся по воде только на пароме.
— Тогда могу утверждать наверняка, что сегодня вы не только не уснете, но и научитесь лихо падать с койки! — пошутил капитан, не меняя серьезный вид лица на более ироничный. — Советую вам сегодня не ужинать. Если же вы уже поужинали, то готовьтесь распроститься с едой, если только у вас желудок не слишком крепкий.
После слов капитана, Кевин на самом деле почувствовал приступ тошноты.
— Мы не собьемся с курса?!
— Если только меня не смоет за борт или же я просто отправлюсь спать, оставив вас за главного!
Кевин улыбнулся над шуткой капитана, но тот по-прежнему оставался сосредоточенным.
— В вашей каюте есть ведро, если вам понадобиться справить нужду. По понятным причинам, до гальюна вы просто не дойдете, а приближаться к борту будет приделом человеческой глупости, пусть даже испражнятся в ведро не столь приятно как в озеро.
— А что делать с запахами?
— А вы собираетесь нюхать содержимое ведра?! — И вновь совершенно серьезное лицо. — До утра, думаю, можно и потерпеть любой запах.
Кевин решил согласиться с капитаном, ведь в темнице Андора условия были гораздо хуже, если не учитывать качки.
— Капитан, сколько дней нам понадобиться, чтобы доплыть до Диллема?!
— Около недели! За это время вы забудете о тошноте!
— А когда я привыкну к качке?!
— Сразу, как только сойдете на берег!
— Звучит обнадеживающе!
— И так, я вас предупредил обо всем, что вам следует знать. У вас есть еще вопросы ко мне?
— Нет!
— Тогда вам следует вернуться к своим друзьям, передать им мои слова, после чего закрыться в каюте. И повторяю, не выходите на палубу до наступления штиля.
— Хорошо! — прокричал Нолан и поспешил исполнить просьбу капитана.
Стоило ему спуститься вниз по лестнице и прижать голову к плечам, спасаясь от дождевых брызг и ветра, как за его спиной раздался хлопок, хорошо ему знакомый по городу-призраку Аллесту. Обернувшись, он увидел открытую дверь, что вела в трюм корабля. Он хотел запереть ее и отправиться в каюту, как вдруг его внимание привлек странный звук. А вернее рык дикого зверя. Кевин тут же вспомнил про ящики, которые загружали грузчики, за несколько минут до отчаливания корабля.
Сам не зная зачем, Кевин вошел в грузовой отсек. Внутри было темно, да вдобавок дверь трюма, под силой ветра, то закрывалась — полностью лишая его каких-либо источников света, — то вновь открывалась. В трюме пахло приправами и опилками, но никак не животными. Он выставил вперед руки, боясь наткнуться на что-то твердое и расшибить себе лоб, и сделал несколько шагов вперед, ожидая мгновения, когда его глаза смогут видеть больше в темноте, чем в эти минуты.
Первым о чем он вспомнил, услышав посторонний звук, был роман Герберта Уэллса "Остров доктора Моро", о безумном гении медицины, который так же с помощью корабля, переправлял разных зверей на свой остров, и с помощью вивисекции превращал животных в людей.
Ветер подул сильнее и дверь, при столкновении с косяком, произвела невероятно сильный звук схожий с выстрелом, после чего в мрачном трюме раздались несколько диких взвизгов. Сердце Кевин учащенно забилось, и его внутреннее "я" предложило ему повернуть назад и забыть о странных обитателях трюма. Но сам Кевин решил не поворачивать назад, к тому же его зрение начало привыкать к плохому освещению грузового отсека корабля.
Трюм был почти забит всякими ящиками разных размеров, мешками, металлическими изделиями непонятной для Кевина бытовой или же материальной ценности, канатами, тросами и деревянными брусками. На самом близком и в то же время низком ящике, без опознавательных надписей, стоял канделябр и огниво. Кевин зажег свечу и огляделся по сторонам. Ящики между собой образовывали узкий проход, по которому Кевин не решил пройтись, боясь, что кто-то из матросов, проходя мимо и не заметив его, закроет дверь трюма, оставив его один на один с неизведанными тварями из ящиков.
Кевин все же сделал еще два шага вперед, при этом оглянувшись назад, на скрипящую дверь, после чего остановился у перового ящика, который был выше него ростом. От него исходил запах свежей древесины и смолы. Его поверхность не была ошкурена, а потому, стоило провести ладонью по ящику, и с десяток глубоких заноз были гарантированы. На этом ящике так же не было никаких опознавательных знаков, которые бы могли подсказать хоть что-то о его содержимом.