По стеклам иллюминаторов стекала вода. Прилетать в дождь – хорошая примета.
Вопреки опасениям, на паспортном контроле нам не предъявили никаких претензий и не подвергли тщательному досмотру. Даже не спросили о цели визита. Пограничник поставил в мой паспорт штамп о въезде с таким видом, с каким прихлопывают надоевшую муху. Меня это, мягко говоря, удивило. В Москве сложилось стойкое мнение, что всех российских журналистов осматривают с особым пристрастием и даже могут выдворить из страны. С нами ничего подобного не произошло. Наши сумки приехали на ленте достаточно быстро. Сданную Славиком в негабаритный багаж камеру также не пришлось долго ждать.
По виду аэропорта никак нельзя было догадаться, что мы прилетели в страну, где полтора месяца назад произошел государственный переворот. Все как на любом среднестатистическом аэровокзале. Только у пары теток, стороживших какие-то огромные кульки, вид был чересчур деревенский, будто они вот-вот развернут сало и начнут им торговать.
Раппопорт плелся позади меня.
Выйдя в зал прилетов, я сразу приметил среди встречающих высокого человека в хорошем костюме, светлой свежей рубашке с высоким воротником и легкой, вальяжно расстегнутой куртке. Он улыбался и шел нам навстречу. Поравнявшись с нами и убедившись, что мы те, кто ему нужен, он спросил очень дружелюбно:
– Юрий? Владислав?
– Да. – Я протянул ему руку.
Славик сухо кивнул. Руки у него были заняты.
– Как долетели? Меня зовут Геннадий. Леонид Сергеевич Кабанов должен был предупредить, что я вас буду встречать.
– Да, предупредил.
– Ну, вот и хорошо.
Геннадий попытался забрать у меня из рук дорожную сумку, но я не отдал ее, сославшись на то, что она не тяжелая. Славик тоже не позволил ему ничего у себя взять.
Он попросил нас подождать под козырьком, пока он сбегает на стоянку и заедет за нами.
Дождь тем временем усиливался, капли тяжелели и неслись к земле под углом, сквозь их косое сито вдалеке угадывался сиротливый пейзаж городских пригородов. Машины одна за одной подъезжали к терминалу и забирали пассажиров.
Вскоре и рядом с нами притормозила посольская «Ауди». Геннадий вышел и открыл багажник.
Славик, не произнося ни слова, погрузил в него аппаратуру, свой чемодан и залез на заднее сиденье. Я сел впереди, рядом с Геннадием.
Первое время мы ехали молча. Я краем глаза приглядывался к нашему провожатому. От него это не укрылось, и он сказал:
– Я понимаю, что для вас многое будет непривычно. На корпункт мы не поедем. Я там все уладил. Ваша аккредитация в Раде у меня. Отвезу сразу в гостиницу… Вам забронированы места в «Украине». Она рядом с Майданом. Не пугайтесь! Майдан сейчас едва ли не самое безопасное место в Киеве. Вам ведь поснимать в городе тоже надо будет? Не только в местном парламенте?
– Хотелось бы. Но говорят, что в Киеве не жалуют русских журналистов, – ответил я со знанием дела.
– Не жаловали, пока Янукович не сбежал, – объяснил Геннадий. – Сейчас им нужно, чтоб все видели, как новая власть наводит порядок. Коронная их тема: у нас на Майдане не было мусора. Это для них признак того, что они – Европа.
– А на самом деле как?
– Как на самом деле – никому до конца не известно. У всех свой ракурс. – Он повел шеей – то ли показывая, что в машине это обсуждать небезопасно, то ли ему просто жал ворот.
– Нельзя у магазина на пять минут остановиться? – подал голос Славик.
Гена улыбнулся и обнадежил моего спутника:
– Чуть-чуть потерпите. Вам пива или чего-то другого? У вас наверняка гривен нет. Я куплю. – Гена сразу определил, в чем нуждается Раппопорт. Как будто был знаком с ним не первый день. Забавно! Дипломатическое чутье. Не иначе.
– А карточка? У меня есть. – Славик полез в карман.
– Может не получиться. Тут с банками сейчас полный бардак.
– Тоже мне Европа… – проворчал Раппопорт.
Около первого же продуктового магазина Геннадий притормозил.
– Чего хотите, Владислав? Пивка или покрепче?..
– Покрепче, пожалуй.
– Хорошо. Что конкретно?
– Что-нибудь. Желательно горилки. – Раппопорт тяжело дышал. Неужели похмелье дает такой эффект?
– Ладно. Будет исполнено.
Гена вел себя так, как если бы получил специальные указания угождать любому нашему капризу. Особенно капризам нагловатого оператора. Я на его месте давно бы осадил чересчур развязного гостя.
