Доминик снова замолчала и сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться. Воспоминания о том жутком периоде жизни давались ей нелегко.
— Не нервничай, — ласково прошептал Конрад. — Не продолжай, если тебе трудно.
Она заверила его, что справится, рассудив, что, если Конрад будет знать правду, это пойдет их отношениям лишь во благо.
— После того как Ларри взял меня силой, мое отношение к нему изменилось. Но он пытался убедить меня, что поступил так, потому что очень любит меня. Уверял, что хотел выяснить, совместимы ли мы сексуально. А я, молодая дурочка, поверила. Но это был единственный раз, когда мы… Ну, ты понимаешь.
— А после Ларри у тебя были другие мужчины?
— Ты задаешь очень личный вопрос! — вспылила Доминик. — После того отвратительного случая я даже подумать не могла о том, чтобы…
— И ты стала фригидной?
— Нет!
Конрад обнял ее и прижал к себе.
— Доминик, тебе не кажется, что нам пора уладить наконец эту проблему? Если ты доверишься доброму заботливому доктору, который пообещает никоим образом не пугать тебя и…
— Но я совсем не испугана, — возразила она, купаясь в блаженстве, которое разливалось по ее телу от близости Конрада. — Я больше не могу ждать, ты…
Он взял ее на руки и отнес в спальню. Его глаза были полны нежности и желания, он выжидающе смотрел на Доминик. Она видела, что Конрад гадает, действительно ли она хочет его или ею движет желание избавиться от старых страхов.
— Конрад… — Доминик поцеловала его в губы и привлекла к себе.
Она сгорала от нетерпения — Конрад отомкнул в ее душе какой-то другой источник желания, совсем не похожего на то, что она чувствовала к Ларри.
Когда Конрад понял, что Доминик реагирует на его ласки и желает именно его, он превратился в более требовательного и страстного любовника. Руками и губами он ласкал ее тело, которое еще не очень хорошо знал, и делал это неторопливо и умело.
Доминик притянула его лицо и языком обвела контур чувственного рта Конрада. Телесный голод ее возрос, желание достигло самой высокой точки накала. Они обретали друг друга с все разгорающейся страстью. Поцелуи становились жаднее, ласки — безудержнее. Доминик казалось, что она, изголодавшаяся по мужской ласке, никогда не сможет утолить этот голод.
Но наступил момент, и она была уже не в темной спальне своей квартиры, а в мире ослепительного блеска и жаркого пламени. Неистовый исступленно-ликующий крик вырвался из ее груди в порыве экстаза, прежде чем Конрад впился в ее губы, шепча какие-то бессвязные слова. Задыхаясь, они взлетели на недосягаемую вершину и затем упали, обессиленные, но наполненные новой энергией и жизнью.
Сквозь приоткрытые шторы в комнату пробивались лучи утреннего солнца. Еще не открыв глаз, Доминик почувствовала, что не одна в своей теплой уютной постели. На одеяле сидела Фэнси и урчала, как хорошо смазанный мотор.
Конрад перевернулся на спину, одеяло сползло, и Доминик увидела его загорелое тренированное тело. Ее снова охватило возбуждение. Конрад открыл глаза, и его губы расплылись в медленной полусонной улыбке. Он протянул к Доминик руки и привлек ее к себе.
— Я забираю свои слова назад. Мы можем сказать со всей определенностью, что я ошибался. Ты не фригидна.
Доминик лукаво улыбнулась.
— Лучше скажите, доктор, что вы совершили чудесное исцеление прошлой ночью. Одиннадцать лет — слишком большой срок, чтобы надеяться снова прийти в норму.
В этот момент на прикроватной тумбочке зазвонил телефон, и Доминик неохотно сняла трубку.
— О, Джулия, слава Богу, это ты! Я уж испугалась, что звонят из больницы. Как там Чак?
— Как всегда, прекрасно. Завтракает с Билли на кухне. Знаешь, я подумала… В общем, пусть он побудет у нас еще немного.
— Спасибо. Я сегодня проснулась позже, но уже встаю, так что…
— Я видела машину Конрада во дворе, поэтому и говорю: не торопись.
— Ага, увидела — и сразу сделала выводы?
Джулия рассмеялась и с чувством сказала:
— Счастливая!
Конрад провел языком по ее шее, и Доминик заторопилась:
— Ну ладно, Джулия, мне надо вставать. Дай мне десять минут на сборы.
— Не торопись, я сказала. Занимайся своими делами.
— Спасибо. — Доминик положила трубку и повернулась к Конраду.
