- У мамаш - вундеркинды, у тебя вундердед!
Она со стыдом услышала свой поддакивающий смешок, неискренний и все-таки слегка подловатый, будто она согласилась посмеяться над дедушкой.
После долгого отчужденного молчания ее опять охватил страх расставания и потери. Она робко взяла его руку, подняла и осторожно погладила другой рукой, и, хотя хотелось уцепиться и не выпускать эту руку, у нее такое чувство вдруг возникло, будто мягкой неудержимой волной ее смывает с берега в море и нужно за что-то уцепиться, чтоб удержаться, она сделала усилие, мягко уложила руку на место и отпустила.
Артур что-то понял, повернулся и обнял ее, притянув к себе за плечо.
- Знаешь, что у нас самое лучшее? Ты вот ни разу не спросила: "Скажи, ты меня любишь?" Не задала этого ужасного, пошленького вопроса, которым бабы вечно стараются выклянчить себе эту самую, извините за выражение, "любовь". Знают ведь, что правды не услышат, а все-таки вот не могут... А мужики в ответ ежатся и мямлят: "Ну, ясное дело!", "А то как же!". Или: "Если бы не любил, то..." и так далее. А ты настоящая молодчина!
Приятно было, что он ее хвалит. И жутковато, потому что она несколько раз еле удержалась, чуть не задала этого вопроса, такого, оказывается, да, пожалуй, и правда, - пошлого и унизительного.
Последнего дня, обрезанного на половине отходом поезда, как вовсе и не было, было ожидание, суета, сборы, отметка талончиков, высчитывание оставшихся часов и опять ожидание.
Потом, второпях, Лина побежала, сдала взятые напрокат лежаки, получила обратно паспорта, оставленные в залог, снова сосчитала, сколько до отъезда, и опять ждала, уже томясь ожиданием.
Мелькнуло в последние минуты отъезда лицо Тони, равнодушное, как будто зачерствевшее, Сафарова в непомерно раздувшейся пушистой Лининой кофточке, перехваченной, точно обручем по мягкой бочке, лакированным пояском, - и вот Лина уже в вагоне у окна, на том самом месте, где стоял Щеколдин, а Артур, Улитин, Прягин и две девушки, недавно появившиеся в лагере, топчутся внизу, и все думают: поскорей бы все это кончилось.
Это вовсе не был момент их расставания. Они расстались еще вчера, а сейчас только надо было потерпеть, дожидаясь, пока не отойдет поезд.
И поезд отошел.
На другое утро дедушка волновался, встречая ее на платформе, и, уже отыскав в толпе, ухватив за руки, беспокойно оглядел с головы до ног, чтобы убедиться, что она приехала вся целиком, с руками и ногами.
Он повел ее к выходу под руку, и Лина, успокаивая его, повторяла:
- Все хорошо... Очень хорошо, ну что ты не веришь!
- У тебя вид какой-то, - упрямо приговаривал дедушка, то хмурясь, то радуясь и все еще волнуясь.
- Это потому, что мне хорошо... Миленький, я, кажется, даже счастлива!
- Ой, - упавшим голосом тихо проговорил дедушка, останавливаясь среди движущейся толпы. - Так я и знал! Ну так я и знал!
Все ясно. Все вдруг стало так ясно, что отвернуться от этой ясности хочется, да и позабыть ее к черту насовсем!
Прягин, пожалуй, и пошляк, да то-то и есть самое противное, что именно пошляк оказывается прав.
- Выпутывайся ты, брат, из этой истории, отмежевывайся и отчуждайся подобру-поздорову! Осложнения нависают у тебя над головой, подобно грозовым тучам, ослеп ты, что ли?
Что, кажется, пошлей всех подобных мутных советов из кладезя житейской мудрости!
А когда они оказываются правильными, это уж пошлей самой мудрости!
Итак, Лина увезла с собой (ни больше ни меньше) его паспорт! Случайно. Получив его на прокатном пункте из залога. Хорошо, случайно. Но в Москве-то она, конечно, заметила, что оставила человека без паспорта? Адрес в паспорте весьма отчетливо виден. Не сразу собралась? Ну, может быть, надеялась встретиться?
Прошли почти три недели командировки в Минске. Прошел месяц в Москве, почти месяц, и все стало ясно.
- Неужели ты все еще не понимаешь? - пожимал плечами Прягин.
Но он уже понимал. Сами собой всплывали, вспоминались слова, не замеченные прежде и теперь вдруг приобретшие совсем новое, странное, отвратительное значение. Когда уже знаешь, что человек тебя обманул, хитрил с тобой, и вспоминаешь потом - до чего все по-новому открывается! Почему она тогда вдруг замолчала? Смутилась? А как она вильнула в разговоре, когда он подошел к тому, как она ходила на прокатный пункт за паспортами! Она задумала, задумала это заранее.
