— Николаич, провались, наконец! — не выдержал Дан за пять минут до выхода.
— Вместе с этой лярвой, — намекнула я, указав на ассистентку.
— Да как… — взорвалась та, но Николаич оперативно утащил ее за дверь.
Единственный поцелуй был сладким и очень долгим.
— Потом, Дан, — шепнула я в пульсирующую жилку на смуглой шее, провела по ней языком и отстранилась.
Запах… чужой, опасный. Запах подвоха.
Дан прижал меня, расстегнул мою заколку, вытащил фиалки и растрепал то, что утром было прической.
— Долго ты еще будешь притворяться мышкой?
— А я не притворяюсь. — Я встряхнула русой гривой, позволяя ей рассыпаться по спине. — И есть мышка.
— Мышка я, мышка… — Дан потянул вверх мой свитер, оглядел вышитый черный корсаж и стекающую в ложбинку меж грудей цепочку. Усмехнулся и закончил: — Говорила кошка.
— Расколол, — я сделала испуганные глаза и прикрыла руками платину.
— Не уходи, пожалуйста. Только не сегодня.
— Сегодня — нет, — пообещала я и потянулась к его губам…
Нас прервал порыв сквозняка из распахнувшейся двери и запах: чужой, опасный. Мертвый. Дан обнял меня, то ли защищая, то ли прячась.
— Дааан, нехороший! — послышалось капризное сопрано.
— Кажется, мы не вовремя, — хохотнул пустой, голодный баритон.
Дверь захлопнулась перед носом Николаича, и до меня донеслось его облегчение пополам с досадой. Двое незваных гостей по-хозяйски прошли на середину кабинета.
Мне не надо было оборачиваться, чтобы понять, кто пришел. Дабл-Ве. Виталий и Вероника. Широко известные в узких кругах личности. В отличие от меня, Дабл-Ве историей не интересовались и определить, кого прижимает к себе Дан, не могли.
— Симпатичная фигурка. — По мне скользнул оценивающий плотоядный взгляд.
— Поделишься?
— Конечно, поделится, дорогой, — протянула Вероника. — Он просто соскучился…
Я слушала их, слушала Дана. Его страх, смешанный с виной и страстью, пьянил и заставлял сердце колотиться. И пришел давно позабытый азарт — я была почти благодарна Дабл-Ве за то, что они не знают истории, плюют на закон и полностью отбили нюх дымом и духами.
— Лили? — шепнул Дан и погладил меня по волосам.
Только тут я поняла, что дрожу.
— Как трогательно. Прям котеночек, — пропела Вероника, протягивая ко мне руку, и тут же заорала: — А, черт!..
— Спасибо за комплимент, — я обернулась и улыбнулась, светло и наивно.
Высокий, холеный брюнет трудноопределимого возраста в костюме стоимостью с автомобиль замер за полшага до меня. Похожая на него, как вторая капля цикуты, девица в брильянтах, облизывающая покрасневшие пальцы, прищурилась на мое колье: серебро? Дабл-Ве топтались в замешательстве: инстинкты подсказывали, что пора поджимать хвост и драпать, а жадность и здравый смысл — что в этой пигалице не может быть ничего опасного, кроме серебряных цацек.
— Кто это, Дан? — снова первой пошла в атаку Вероника.
— Моя жена, — без колебаний соврал Дан.
Я чуть не засмеялась. Конечно, приятно. Боже, как приятно! Особенно после того, что он наговорил мне шесть лет назад…
— Прошу простить, но мне через две минуты на сцену. Поговорим позже, — холодно распорядился Дан.
Дабл-Ве синхронно кивнули и пропустили нас вперед. Так и спускались к сцене, двумя чинными парами.
— Даниил… — кинулся к нам Николаич, мявшийся у двустворчатых дверей. — Все в порядке?
Он рассматривал Дана, меня и Дабл-Ве так, словно снимался в роли последнего выжившего в ужастике про страшный зомби-вирус. Смешно. Грустно. Из него получится, почти получился, отличный зомби…
— Даниил, вы готовы? — послышался за спиной голос Федосеева.
Дирижер сиял. Он уже чувствовал зал — волнение, предвкушение, готовность раствориться в музыке и отдать кусочек души в обмен на волшебство.
— Разумеется, — Дан поклонился. Он тоже светился, и никто не мог встать между ним и слушателями. — Прошу, маэстро.
Меня Дан потянул за собой:
— Будешь переворачивать ноты.
Я покачала головой. Прижалась на миг, вдохнула запах разгоряченного мужчины, потерлась бедрами, поцеловала в губы — пришлось подняться на цыпочки — и пообещала еще раз:
— Я буду здесь, в ложе.
Дабл-Ве снисходительно усмехнулись. Их предвкушение звучало фальшивой темой в стоголосой фуге радостного ожидания зала, резало обоняние перегарной вонью. Я пошла за ними в директорскую ложу. Села на любимый крайний стул и сделала вид, что забыла про них, увлеченная речью конферансье.