Лиз кивнула:
— И ты, наверное, уже догадался, что Аманда любит красный цвет.
— Это хорошо, потому что некоторым такой декор показался бы слишком ярким.
— И это говорит человек, на кровати которого лежит черное покрывало!
Кейн засмеялся:
— Намек понял.
— А как поживает крыша?
— Завтра к вечеру будет как новая. Такие дома тем удобны, что у них почти плоские, простые крыши.
— Это хорошо.
Лиз начала стелить на кровать покрывало. Кейн взялся за другой его конец:
— Давай помогу.
— Спасибо.
— Всегда пожалуйста. — Он помолчал немного, потом вдруг сказал: — Знаешь, я действительно тобой горжусь.
— Не надо так говорить.
— Я думаю, надо. В среду вечером мы как-то незаметно перешли от твоего детства к гибели моего брата и обратно так и не вернулись.
— В этом нет необходимости.
— Я думаю, есть. — Кейн замялся. Но, сказав «а», скажи и «б». — Мне хотелось бы узнать больше. — Он покачал головой. — Нет, не так. Ты сказала, что не хочешь говорить на эту тему. — Кейн готов был поспорить, что все три года их совместной жизни ее беды так или иначе давали себя знать, но он ничего не замечал. А теперь раскаивался, что не замечал ее боли. Раскаивался глубоко, чистосердечно. Если бы он тогда заметил, то мог бы спросить ее, в чем дело. Теперь, он это знал, Лиз хочет оставить прошлое в прошлом. А если он надеется на нормальные отношения, то должен учитывать ее желания. — Просто я хочу сказать, что до меня дошло. Я понимаю. И возможно, сожалею…
Кейн еще сам не был уверен, что именно хочет сделать. Если он хочет довериться этому странному чувству в глубине души, он должен продолжать. В основном потому, что Лиз так изменилась… Теперь относиться к ней надо совершенно по-другому. У нее есть свои мечты, свои цели. Когда они встретились в первый раз, он оторвал ее от всего, что у нее было, чего она хотела. Теперь он должен вести себя по-другому.
И возможно, именно так и можно проверить, действительно ли они пара. Если он может жить, не подавляя Лиз, если она может сохранить свою независимость, не дать Кейну себя подавить, тогда они в самом деле созданы друг для друга.
Он покачал головой. Ничего себе задача для мужчины, привыкшего быть хозяином, и женщины, явно желающей угодить!
— Тебе не о чем сожалеть.
— Есть. Я сожалею о том, что не понял: я делал только хуже.
Они работали молча. У Лиз в горле стоял огромный ком, и слова не могли протиснуться сквозь него. Когда покрывало было постелено и занавески повешены, Кейн сказал:
— Пойду-ка я обратно на крышу.
Лиз кивнула, сумела-таки ему улыбнуться, и он вышел из комнаты. Она следила за ним взглядом. Упущена еще одна великолепная возможность признаться ему. Но у нее буквально закружилась голова, когда он стал извиняться за ситуацию с ее отцом. А она не хотела слишком расчувствоваться, рассказывая ему о своем горе. Лиз хотела быть сильной. Конечно, от печали не избавиться никогда, потеря — это потеря, и никто тут не виноват…
И все-таки надо сказать ему поскорее. Кейн наверняка поразится, что после двух таких откровенных разговоров она, имея массу возможностей, не открыла ему самый важный свой секрет.
В выходные дни двух следующих недель Лиз в основном работала с Амандой. Крыша была готова, рабочие ушли, Аманде и Билли больше не надо было прятаться от чужих, и они оба бросились помогать. Кейн и Билли делали, по словам Билли, «мужскую работу». Лиз красила и готовила ланч вместе с Амандой, ни на минуту не оставаясь с Кейном наедине.
В последнее воскресенье Аманда хотела устроить большой пир в отремонтированном доме, но Кейн должен был присутствовать на конференции, у Лиз тоже были какие-то дела. Она расцеловала Аманду, Джой и Билли, Кейн пожал всем руки, и оба отправились к своим машинам.
— Это было здорово, — сказал Кейн, когда они отошли достаточно далеко и Аманда уже не могла их слышать.
Лиз шумно выдохнула:
— Да. Завершить такую работу — это здорово! Кейн покачал головой:
— Нет. Я говорю, что здорово сделать что-то для кого-то. — Он остановился у дверцы грузовичка. — Ты знаешь, я не жмот, я каждый год отдаю на благотворительность тысячи долларов. Но это совсем не то. Сделать что-то своими руками, чтобы помочь кому-то, — это совершенно другое.
